Звонок раздался в половине девятого вечера, когда Леся, прислонившись к холодильнику, листала ленту новостей на телефоне и разогревала вчерашний суп. Звонила Надя. Леся ещё не успела поднести трубку к уху, как услышала:
— Леся, ты когда собираешься к нотариусу? Документы по квартире Екатерины нужно оформить.
— Мам, я в курсе. На следующей неделе схожу.
— Ну и отлично. Слушай, я тут с Данилом посоветовалась…
Леся напряглась. Обычно такие разговоры ни к чему хорошему не приводили — особенно если начинались с фразы «я посоветовалась».
— …и мы подумали: тебе ведь эта квартира особо не нужна. У тебя же есть нормальная съёмная в центре. А Данил сейчас ютится у Матвея в комнате — неудобно же. Так что, может, уступишь ему?
Леся поставила кастрюлю обратно на плиту — аппетит пропал моментально.
— Подожди… Что значит «уступлю»?
— Ну как… Оформим на него. Екатерина ведь хотела оставить жильё внукам, а не только тебе одной. Просто ты рядом была всё время — вот и записала на тебя. Но по справедливости надо бы поделиться.
— Мам… — Леся сделала глубокий вдох, стараясь говорить спокойно. — В завещании указано моё имя. Если бы бабушка хотела передать квартиру Данилу — она бы так и написала.
— Да брось! — голос Нади стал резким. — Какая разница, кто там вписан? Мы же семья! Надо помогать друг другу! Данилу сейчас тяжело: скоро тридцать лет исполнится, а он всё по чужим углам скитается.
— А я разве нет? Я тоже снимаю жильё!
— У тебя стабильная зарплата, можешь себе позволить. А он перебивается: то стройка какая-то, то временные подработки… Да ещё кредит висит на нём.
Леся прикрыла глаза. Конечно же — кредит… У Данила всегда были какие-то долги: то машину купит и разобьёт через полгода, то вложится в очередной сомнительный бизнес с друзьями — и всё прогорит. И каждый раз Надя находила оправдание: мол, обстоятельства подвели или просто не повезло.
— Мам, я не собираюсь отдавать квартиру. Бабушка оставила её мне — я займусь ремонтом.
— Ремонтом?! — фыркнула мать. — Ты вообще видела её состояние? Там всё разваливается! Окна менять надо полностью, полы гнилые насквозь… электрика старая вся! Где ты такие деньги возьмёшь?
— Найду как-нибудь… Постепенно всё сделаю.
— Постепенно?! Да ты там лет пять провозишься! И жить туда всё равно не переедешь — далеко это место находится! На самой окраине города! Оно тебе зачем?
— Потому что это моё жильё. Моя собственность.
Наступила пауза; Леся слышала тяжёлое раздражённое дыхание матери из трубки.
— Эгоистка ты… Всегда такой была… Только о себе думаешь!
— Я эгоистка?! Потому что отказываюсь отдавать брату то имущество, которое мне официально принадлежит?
— Всё у тебя по закону да по бумажкам! А по-человечески поступить ты можешь? Помочь брату?
— Пусть сам себе помогает! Ему уже двадцать девять лет!
— Вот именно! Скоро тридцать стукнет – а у него ничего за душой нет: ни квартиры своей, ни уверенности в завтрашнем дне!
— И кто виноват? Кто его всю жизнь вытаскивал из передряг? Кто за него кредиты выплачивал? Кто работу находил – а он через месяц бросал со словами “не подходит”?
— Не смей так о брате говорить!
— А почему нет?! Это правда! Данил просто привык получать всё даром – без усилий и ответственности! И ты только потакаешь ему в этом!
Разговор оборвался – Надя повесила трубку первой.
Леся швырнула телефон на стол и начала ходить взад-вперёд по кухне; руки дрожали от злости и бессилия.
Она понимала: этот разговор был лишь началом долгой борьбы.
Через три дня после похорон Леся приехала взглянуть на квартиру Екатерины. Маленькая однокомнатная квартира в панельной пятиэтажке стояла почти у черты города; автобус сюда ходил редко – всего несколько рейсов в день. Когда-то она приезжала сюда каждую неделю: помогала бабушке прибираться дома, сопровождала её за покупками и слушала бесконечные рассказы о войне и юности Екатерины… Потом уехала учиться в другой город; вернувшись назад – навещать стала реже…
Работа затягивала… своя жизнь брала верх… усталость копилась незаметно…
