Каждое своё мнение приходилось отстаивать, словно сражаясь с невидимым врагом. И каждый раз звучало знакомое: «а мама сказала».
— Оксана, ты сейчас не в себе. Давай успокоимся, поужинаем и…
— Нет, — она покачала головой. — Я как раз в полном порядке. Возможно, впервые за долгое время. И я приняла решение.
Юрий застыл, внимательно глядя на неё. В его взгляде мелькнуло что-то тревожное.
— Какое именно?
Оксана сделала глубокий вдох. Эти слова она вынашивала месяцами — они крутились у неё в голове перед сном и сразу после пробуждения. Но сказать их вслух оказалось куда труднее.
— Ты переезжаешь к Людмиле, но продолжаешь платить ипотеку за эту квартиру, — произнесла она спокойно и уверенно. — Это мои условия.
Юрий сначала не понял — точнее, уловил смысл слов, но не их суть.
— Что? Какую твою квартиру?
— Эту самую. Забыл? Семьсот тысяч гривен на первоначальный взнос были моими. Я продала свою комнату в коммуналке в Одессе и вложила все накопления сюда. Ты добавил сто двадцать тысяч. Так что по справедливости это моя квартира. Если ты не готов жить здесь как взрослый человек, а не как сынок при маме — пожалуйста, возвращайся к ней. Но обязательства по ипотеке остаются за тобой — ты ведь созаёмщик.
— Ты шутишь? — голос Юрия дрогнул от напряжения.
— Совсем нет. Либо так, либо я продаю жильё прямо сейчас: забираю свои семьсот тысяч плюс половину выплаченного и мы расходимся окончательно. Выбор за тобой.
Юрий тяжело опустился на стул; лицо его побледнело.
— Оксана… это похоже на шантаж.
— Нет, Юрий. Шантаж — это когда твоя мама годами диктует нам правила жизни под одной крышей. А я просто обозначаю границы допустимого для себя поведения. У тебя есть выбор: хочешь продолжать советоваться с Людмилой о том, как варить кашу или когда ложиться спать — пожалуйста, но не здесь и не со мной рядом.
— Но… но я же люблю тебя… — он посмотрел ей в глаза; в них читалась растерянность и боль.
— Я тоже люблю тебя. Именно поэтому даю тебе шанс всё изменить. Последний шанс, Юрий. Мне надоело быть третьей после тебя и твоей матери в собственной семье; устала бороться за право принимать решения о своей жизни вместе с тобой… Если ты действительно меня любишь — докажи это делом: стань мужем мне, а не сыном ей.
Повисло молчание; гречка на плите разбухала медленно и равномерно — видимо, совет Людмилы о пропорциях один к двум оказался верным на этот раз… За окном сгущались сумерки обычного буднего вечера; внутри квартиры происходило то самое важное перераспределение судебных весов.
— Мне нужно подумать… — наконец выдавил из себя Юрий.
— Подумай хорошенько. У тебя есть ночь до завтра утром.
— Завтра?! Оксана… Это ведь серьёзный шаг!
— Три года я ждала от тебя серьёзного шага навстречу взрослой жизни без оглядки на мать… Думаю, одной ночи тебе вполне хватит для решения судьбы нашей семьи.
Она поднялась из-за стола, выключила плиту и накрыла кастрюлю крышкой прежде чем выйти из кухни прочь… В спальне Оксана легла поверх покрывала прямо в одежде и уставилась в потолок неподвижным взглядом… Руки дрожали мелкой дрожью; сердце билось так сильно, будто готово было вырваться наружу… Она только что поставила ультиматум мужчине своей жизни… Мужчине которого любила… С которым прожила четыре года…
Но иначе уже было невозможно…
Юрий так и не пришёл спать рядом этой ночью; Оксана слышала его шаги по квартире до самого утра… Он говорил по телефону вполголоса – догадаться с кем именно было нетрудно…
Проснулась она рано – хотя сна как такового почти не было… На кухне сидел Юрий – бледный как полотно – перед ним стояла чашка кофе без единого глотка…
Он заговорил сразу же:
— Я говорил с мамой…
— Конечно говорил…
Он опустил взгляд:
— Она очень расстроена… Плакала… Сказала… что ты пытаешься разрушить нашу семью…
Оксана молча налила себе воды и устроилась напротив него за столом:
— И что ты ей ответил?
Юрию потребовалось время прежде чем он смог заговорить снова:
— Я сказал… что мне нужно подумать… Что всё слишком непросто…
Она посмотрела прямо ему в глаза:
— Что именно тебе сложно? Сделать выбор между женой и матерью? Или признаться себе самому в том, что всё это время жил чужими установками?
Он вздрогнул словно от удара:
— Это несправедливо…
Оксана чуть склонила голову набок:
— Хочешь знать что действительно несправедливо? То что я продала свою единственную комнатушку ради этой квартиры… вложила все деньги сюда – а живу тут будто квартирантка под присмотром твоей матери! Что каждое моё желание должно пройти через фильтр её одобрения! Мне тридцать лет – а ребёнка завести мы до сих пор не можем потому что Людмила решила: рано нам ещё! Вот где настоящая несправедливость!
Он закрыл лицо руками…
— Я даже представить себе не мог… Не думал… Что ты всё так воспринимаешь…
Она вздохнула тяжело:
— Потому что вообще ничего толком не обдумывал сам! Всегда выбирал путь попроще: согласиться вместо того чтобы спорить; промолчать вместо того чтобы высказаться; жить чужими решениями вместо того чтобы принимать свои собственные…
