Екатерина услышала, как Оксана, гремя замками в прихожей, торопливо натягивает куртку. Она не пошла её провожать. Вместо этого молча убрала со стола кружки и тарелки, тщательно отмывая с фарфора следы крема и горечь несостоявшегося разговора.
Не прошло и двадцати минут, как зазвонил телефон — звонил Тарас. Екатерина вытерла руки о полотенце и ответила, уже предугадывая содержание беседы.
— Катя, что ты там маме наговорила? — голос мужа звучал напряжённо и обеспокоенно. — Она мне позвонила вся в слезах, говорит, ты её выгнала из дома и нагрубила!
— Никто её не выгонял. Она сама ушла, — спокойно произнесла Екатерина, глядя в окно на серый городской пейзаж. — И я вовсе не грубила ей. Просто напомнила о долге перед тем как слушать очередную просьбу о деньгах на их красивую жизнь.
— Какой ещё долг? Опять про ту стиралку? Катя, мы же договаривались: вернут когда смогут. Зачем сейчас это вспоминать? У них же скоро юбилей — бриллиантовая свадьба!
— Вот именно, Тарас. У них праздник намечается, а оплачивать его должны мы. В который раз. Потому что они «не могут». А мы будто бы обязаны: можем отложить ремонт ради их торжества или отказаться от чего-то для себя ради того, чтобы твоя мама могла похвастаться подругам ужином в ресторане? Тебе это нормально? Мне нет.
В трубке повисло тяжёлое молчание — Тарас явно подбирал слова.
— Ну… это же родители. Им надо помогать.
— Помощь и содержание — вещи разные, — отчеканила Екатерина. — Помогать нужно в трудной ситуации: сломалась техника или случилось что-то серьёзное — мы помогли. Но почему эта помощь превратилась в обязанность? Они даже не пытались вернуть долг! А содержать двух взрослых людей только потому что им хочется жить шире пособий я не намерена. Всё.
— Я сейчас приеду, — коротко бросил Тарас и отключился.
Екатерина положила телефон на подоконник. Она понимала: этот разговор был лишь началом. Главное столкновение ещё впереди.
Через сорок минут Тарас появился у порога раздражённый и мрачный; он вошёл стремительно, даже не сняв обуви, сразу направился в комнату к столу, где всё ещё сидела Екатерина. Посреди стола сиротливо стояли недоеденные пирожные — немые свидетели провалившейся встречи.
— Екатерина, объясни мне: что здесь произошло? — начал он без вступлений. — Мама говорит, ты ей чуть ли не тетрадкой в лицо махала и какие-то расчёты зачитывала!
— Это была не просто тетрадка, а книга учёта долгов с их записью займа. И я вовсе ей не махала ею перед лицом – просто спокойно прочитала вслух для напоминания памяти, — Екатерина взглянула на него устало и твёрдо одновременно.
— Ты пойми… это же мои родители! Я единственный сын! Как я могу им отказать?! Что люди скажут?! Что сын пожалел денег на годовщину?!
— А как насчёт того мнения людей о родителях взрослого мужчины, которые живут за счёт семьи своего сына? Почему тебя волнует только то мнение окружающих о тебе самом? Тарас! Суть ведь вовсе не в деньгах! Важно отношение! Они нас семьёй давно уже не считают – мы для них просто источник средств: пришли с улыбкой – взяли сколько нужно – ушли… И никаких обещаний никто даже вспоминать не собирается! Так больше продолжаться не будет!
— И что ты предлагаешь теперь?! Поссориться с ними навсегда из-за этого?! — голос Тараса дрожал от внутреннего конфликта; он метался между двумя сторонами и никак не мог решиться на выбор.
— Я предлагаю расставить всё по местам: сначала пусть вернут то старое обязательство – потом можно говорить о новом запросе помощи! Это справедливо! Если они из-за этого захотят разорвать отношения – пусть будет так… Это их решение… Моё же окончательное: никаких новых денег больше!
— Катя… ну это уже слишком… Это моя мать… Ты понимаешь?! Я ведь её просто так из жизни вычеркнуть тоже не могу… — Тарас провёл рукой по волосам; лицо его выражало искреннюю муку человека между двух огней…
— Давай снова дадим им эти деньги… забудем всё… сохраним мир…
— Какой мир ты хочешь сохранить?! Мир тотального молчания?! Где мы оплачиваем чужие прихоти без права голоса?! Где твоя мать приходит ко мне с фальшивой улыбкой только ради новой суммы?!
Это уже давно перестало быть миром…
