— Это на ребёнка! — резко отрезала Оксана. — А я? Я ведь тоже человек, между прочим! Женщина! Мне тоже хочется уюта, красоты, нормальной жизни! Или ты считаешь, что раз я развелась и с ребёнком осталась, то мне уже ничего не положено?
Галина тут же вступилась.
— Марточка, ну как ты можешь так? Оксане и правда тяжело. А у тебя всё хорошо: работа стабильная, доход приличный. Неужели тебе жалко помочь сестре? Богданчик, сынок мой, поговори с женой. Она же тебя послушает.
Богдан снова съёжился в кресле. Он терпеть не мог такие сцены. Он любил жену, мать и сестру и больше всего мечтал о мире между ними. Но казалось, его родные будто нарочно старались превратить его жизнь в кошмар.
— Мам… Марта… Оксана… Давайте не будем ругаться, — пробормотал он неуверенно. — Всё-таки праздник…
— Какой уж тут праздник, когда родная невестка жалеет копейку на помощь! — возмущённо продолжала Галина. — Купила себе шубу из соболя, щеголяет перед нами, а у нас трубы текут! Стыдно должно быть тебе, Марта!
— Это норка вообще-то. И я вовсе не хвастаюсь ею — просто пришла к вам в новой вещи в гости, — отчеканила Марта с ледяным спокойствием в голосе. Терпение её было на исходе. — И мне стыдиться нечего. Вот тебе должно быть неловко перед всеми, Оксана: взрослая женщина сидит на шее у всей семьи.
В комнате повисла гнетущая тишина. Оксана смотрела на Марту с откровенной злобой в глазах. Галина всплеснула руками и схватилась за сердце от возмущения. Богдан выглядел так, будто его вот-вот стошнит прямо в праздничный салат.
— Так вот ты как… — прошипела Оксана сквозь зубы. — Значит я для тебя просто обуза? Ну спасибо тебе большое… Спасибо за прозрение… А я-то думала – мы семья…
Она резко вскочила со стула так, что тот опрокинулся с грохотом о пол, и вылетела из комнаты даже не взглянув ни на кого из присутствующих. Через мгновение хлопнула входная дверь.
— Довела сестру до слёз! — запричитала Галина трагическим голосом. — Довела! У тебя сердце каменное вместо настоящего!
Марта молча поднялась со своего места, взяла сумку и ту самую злополучную шубу и повернулась к мужу:
— Ты поедешь со мной?
Богдан кивнул без слов: бледный и подавленный он поднялся следом за ней и пошёл к выходу медленно и понуро, избегая взгляда матери.
Всю дорогу домой они ехали молча: Марта смотрела в окно машины на проносящиеся огни города Украины с тяжестью на душе – ей было мерзко внутри от всей этой сцены. Победительницей она себя точно не чувствовала – скорее наоборот: будто испачкалась во что-то липкое и унизительное… И самое горькое заключалось в том, что её муж – тот самый человек рядом с ней – снова оказался лишь сторонним наблюдателем этого абсурдного спектакля.
Следующие дни стали настоящим испытанием: Оксана начала полномасштабное наступление по всем фронтам семейного общения. Сначала появились сообщения в общем чате семьи – длинные тирады полные жалобной риторики о бессердечности близких людей и намёков на то, как некоторые «удачно устроившиеся» забывают про элементарное человеческое участие.
Марта читала эти послания молча… а потом удаляла чат – но он появлялся вновь через несколько часов или дней под другим названием.
Затем пошли звонки: Оксана названивала Богдану прямо на работу; рыдала ему в трубку; жаловалась то на скачки давления из-за стресса; то рассказывала о том как её подросток-сын стал неконтролируемым после того как увидел страдания матери…
Богдан возвращался домой вымотанный до предела: глаза красные от усталости или слёз…
— Марта… Я больше так не могу… — сказал он однажды вечером посреди недели; она как раз готовила ужин.
Он стоял у двери кухни измученный донельзя.
— Она звонит каждые полчаса… Я скоро просто свалюсь…
Марта даже не обернулась:
— И что ты предлагаешь? — спросила она холодно сквозь зубы.
Она яростно шинковала овощи ножом так старательно будто представляла вместо них лицо своей наглой золовки…
