Я крутилась как белка в колесе, лишь бы хватало на твою ипотеку и на кружки Ярослава! А ты хоть раз поинтересовался, как я себя чувствую? Как у меня дела? Нет! Ты просто пришёл и начал кричать, потому что я якобы не проявила должного уважения к твоей матери!
— Не переводи разговор! — повысил он голос. — Причём тут твоя работа? Другие женщины успевают и работать, и дом вести, и о семье мужа заботиться!
— Другие женщины?! — выкрикнула она. — Так иди к ним! Может, твоя Кристина встретила бы их с караваем да в кокошнике!
Слова вырвались сами собой. Имя его бывшей жены, с которой он прожил пять лет до неё, было под негласным табу. Андрей застыл. Лицо его побледнело.
— Не смей её упоминать, — процедил он сквозь зубы. — Ты ей в подмётки не годишься.
Эти слова ударили точно в цель. Резко и больно — словно кто-то выбил воздух из лёгких. Губка выпала из её руки.
— Что?.. — прошептала она.
— Всё слышала, — бросил он через плечо, швырнув полотенце на стол. — Мне надоело твоё вечное недовольство. Этот беспорядок… У неё всегда был уют. И ужин вовремя. И уважение к моим родителям.
Он резко повернулся и вышел из кухни. Дверь комнаты захлопнулась с глухим звуком. Оксана осталась стоять посреди кухни, словно опустошённая изнутри. Она смотрела на раковину с грязной посудой, на валяющееся полотенце и хлебные крошки на столешнице. Впервые за десять лет брака она ощутила себя чужой в собственном доме.
В последующие дни жизнь превратилась в молчаливый кошмар. Вероника взяла управление домом в свои руки: без упрёков или замечаний она просто вставала ни свет ни заря и начинала готовить завтрак. Когда Оксана просыпалась, кухня уже благоухала ароматом свежих блинчиков, а на плите дымилась кастрюля с кашей.
— Оксаночка, спи-спи, отдохни хорошенько, — говорила она ласково-услужливо с мягкой улыбкой на губах. — Ты ведь устаёшь после работы… А мне не трудно — я привыкла заботиться о своих мужчинах.
В этих словах скрывался такой яд притворной доброжелательности, что у Оксаны сводило челюсти от напряжения. Андрей был доволен: ел мамины блины с аппетитом, нахваливал борщи и котлеты так громко и восторженно… На жену почти не смотрел: общение свелось к сухим фразам про сына: «Ты Ярослава сегодня отведёшь на английский?» или «Купи ему новые краски».
Оксана чувствовала себя вытесненной из собственного жилища: всё чаще задерживалась после работы под любым предлогом лишь бы не возвращаться туда… В атмосферу стерильной чистоты и вкусных запахов еды вперемешку с ледяным молчанием между ней и мужем. Дом перестал быть убежищем; теперь это была чужая территория… почти как зона оккупации.
Однажды вечером она пришла особенно поздно: квартира тонула в тишине – видимо все уже легли спать. Она прошла на кухню за стаканом воды; взгляд зацепился за пиджак Андрея – тот сегодня встречался со старыми одноклассниками – видимо вернулся недавно… Она машинально взяла пиджак повесить его в шкаф… И вдруг что-то мягко упало на пол из внутреннего кармана.
Небольшая коробочка из бархата перекатилась под стулом.
Она подняла её дрожащими пальцами – сердце замерло от догадки ещё до того как крышка открылась сама собой… Тёмно-синий бархат обрамлял знакомую форму – такие коробочки не покупают без повода…
На белой атласной подушечке лежали серьги – тонкая работа: белое золото усыпанное мелкими бриллиантами… Изумительной красоты украшение… И очень дорогое – она знала цену таким вещам: две её зарплаты минимум…
