Потом он повернулся ко мне.
— Ты в своём уме?
— Нет. Просто устала.
— Ты премию на это платье спустила, да?
Я достала из шкафа шелковое платье цвета морской волны и повесила его на дверцу, чтобы он мог разглядеть.
— Да. Потратила на себя. И ничуть не жалею об этом.
— Это же моя мать!
— А я — не ты. У неё есть сын, вот пусть он и заботится.
Он долго молчал, а потом произнёс тихо, но с холодной отстранённостью:
— Поедем к ней. Сегодня. Сама ей всё объяснишь.
На даче пахло сиренью, свежескошенной травой и чем-то приторным — старым мёдом, который Лариса держала на кухне годами.
Она стояла в дверях с руками на бёдрах и взглядом прожигающим насквозь.
— Вот посмотри! — указала она на мой «Харьков». — Это ты холодильником называешь? Позорище!
— Он работает, — пожала плечами я. — Морозит? Морозит. Свет есть? Есть.
— Ты специально хочешь меня унизить! У Вероники какой холодильник — двухметровый, с экраном!
— У Вероники сын банкир, — напомнила я спокойно. — А у вас сын менеджер и невестка, которая ночами работает. Хотите как у Вероники — обратитесь к ней за помощью.
Данил метался между нами словно судья без полномочий.
— Александра, ну зачем так резко? Мам, прошу тебя…
— Пусть скажет! — закричала Лариса. — Почему решила издеваться над пожилым человеком?!
— Я просто купила технику по характеристикам. А вот заставлять чужую женщину оплачивать свои прихоти под видом заботы о сыне — это уже настоящее издевательство.
— Ты хамка! — выдохнула она с ненавистью.
— Может быть. Зато я честна до конца.
После этого разговора домой мы ехали в полной тишине.
Дома Данил хлопнул дверью спальни, а я пошла в ванну. Вода помогала прийти в себя.
Спустя час он вышел и сел рядом со мной на диван.
— Мама плакала… — сказал он едва слышно.
— Она умеет это делать мастерски, — ответила я спокойно. — Манипуляции для неё как родной язык второй после украинского.
— Можно было бы мягче…
— Я пыталась быть мягкой семь лет подряд. Больше не хочу притворяться доброй за свой счёт.
Он посмотрел на меня так, будто видел впервые в жизни кого-то чужого рядом с собой.
— Значит вот так?
— Именно так. Хочешь помогать ей сам – пожалуйста. Но меня больше не втягивай в это всё снова и снова.
Он замолчал тогда надолго; этот вечер стал первым за долгое время, когда мы не обменялись ни словом до самой ночи…
Прошёл месяц: октябрь уступил место ноябрю; первые морозы уже пробирались под окнами квартиры сквозь щели рам… Данил всё чаще задерживался допоздна на работе; где именно был – я больше не спрашивала… От Ларисы тоже давно не было звонков – подозрительно долгое молчание… Я даже начала думать: может быть это затишье – навсегда?
Но одно утро изменило всё…
Зазвонил телефон – высветилось знакомое имя: «Лариса».
Я ответила сразу же – уже предчувствуя новую серию старого спектакля…
– Александра… – голос её звучал неожиданно ровно и даже немного устало – без обычных ноток раздражения или командного тона… – Мне нужна помощь…
– Александра… – повторила она чуть мягче прежнего… – Я не хочу больше ругаться… Просто тут одно дело случилось… Надо бы поговорить…
– Что произошло? – спросила я сухо и отстранённо, держа телефон подальше от уха будто тот мог обжечь ладонь…
– Не по телефону… Приезжай сегодня… И Данил пусть будет тоже…
– Хорошо… – согласилась я после короткой паузы…
К вечеру уже стемнело… В Киеве ноябрь всегда пахнет мокрой листвой и сыростью… На трассе к даче тянулся нескончаемый поток фур… Данил молчал всю дорогу; руки его крепко сжимали руль до побелевших суставов пальцев… Я знала о чём он думает: «Ну вот опять начинается»…
– Знаешь… странно вообще-то: почему она зовёт именно меня?.. Обычно ты у неё главный переговорщик…
