Галина, утверждавшая, что лично видела, как ночью Оксана ходила к Василию в баню, в итоге сослалась на показания своей престарелой и слабоумной свекрови. Та путалась в датах и именах, смешивая события и людей. Было очевидно: эти разговоры — не более чем деревенские выдумки. То же касалось и слухов о якобы переданной оплате после продажи дома.
Оставалось навестить мать обвиняемой.
Дом оказался просторным, двор выглядел ухоженным. Постучали — никто не ответил. Тогда Арсен обошёл дом с другой стороны, а участковый продолжал стучать в дверь. На одном из окон шевельнулась штора — внутри кто-то точно находился.
— Юлия, мы знаем, что вы дома! Откройте! Полиция!
Дверь распахнула женщина лет сорока с приятными чертами лица. Правда, была она одета по-домашнему — в телогрейке и валенках.
— Добрый день, Юлия! — поздоровался участковый.
— Здравствуйте… А Оксана где? Не с вами?
— Нет. Следователь хочет с вами поговорить.
Они прошли в просторную комнату. Арсен сразу устроился за массивным деревянным столом с плюшевой скатертью и кистями по краям — достал протокол.
Хозяйка присела на край дивана, сложив руки на коленях словно гостья у себя дома.
— Так она что же… ночевала у вас?
— В изоляторе временного содержания ночевала. Не переживайте — до суда её не выпустят.
— До суда?.. — видно было: вопросов у неё накопилось немало. Но Арсен начал первым:
— Скажите честно: ваша дочь Оксана когда-нибудь угрожала вам убийством?
— Что вы имеете в виду?
— Ну говорила ли хоть раз: «Убью тебя», «Прирежу» или что-то подобное?
— Да кто ж так не скажет… Ругались мы частенько…
— Где жила ваша дочь последнее время?
Мать промолчала, отвернулась к окну и крепко сжала фартук на коленях.
— Юлия, скажите прямо: где она жила последние месяцы?
— А я её что ли гнала? — резко ответила она вопросом на вопрос. — Сама ушла! Жить ей тут тяжело стало!
— Мы знаем о ваших конфликтах… Но почему она осталась без прописки? — вмешался участковый.
— Да кто её разберёт… Сегодня просит прописать её обратно, завтра требует выписать! Спросите лучше у неё самой!
— Вы ведь владеете этим домом и домом вашей матери? У Оксаны нет прав собственности?
— Конечно нет! Я наследница! Всё моё! И этот дом тоже мой! А зачем вы спрашиваете?
Арсен решил задать прямой вопрос:
— Вы понимаете вообще: ваша дочь собиралась вас убить?
Женщина усмехнулась криво:
— Убить меня? Пусть попробует… Никита меня убьёт? Да он сам еле ноги волочит… А эта дурочка… У неё всё всегда написано прямо на лбу… — она посмотрела куда-то вдаль через окно. — Два дурака… — вдруг закрыла лицо руками и зарыдала навзрыд: — Моя беда-а… Всегда была она ненормальная… Родила себе наказание – вот теперь мучаюсь… Хоть бы исчезла куда подальше!.. Хоть бы подохла эта гадина проклятая!.. – слёзы текли ручьями по лицу; схватив полотенце со спинки кресла, женщина грубо вытерлась им и шумно выдохнула сквозь оттопыренную губу.
Арсену стало неприятно слушать такое от матери о собственной дочери – он поспешил сменить тему:
– Скажите… про нож вам ничего не известно? Может быть она его здесь спрятала?
– Что-о?.. Ааа… Нет здесь ничего такого! Она что – уже приготовилась к чему-то?!
– Пока это только догадки,— признался следователь честно.
– Я же говорю – дурында полная!.. Ни одного дела до конца довести не может!.. Если бы мне понадобилось кого убить – я бы уж…, – тут она осеклась вовремя и замолчала ненадолго,— Только мне это ни к чему… Пусть живёт себе где хочет… Только чтоб не за мой счёт!
– Ну теперь уж точно будет жить за государственный счёт,— встав со стула заметил участковый.— Как говорится: слово матери закон – вот закон теперь ей всё объяснит…
– Так её что же… совсем не отпустят?.. Задержат пока?.. – всхлипнула женщина.
– Задержат,— подтвердил он тихо покачав головой.
– Ознакомьтесь с протоколом и подпишите,— протянул ей лист Арсен.
Она пробежалась глазами по строкам документа и поставила подпись.
– Надолго задержат-то?.. Пусть хоть как хулиганку подержат дней пятнадцать… Может мозги проветрятся…
Когда они вышли во двор…
– Вашей дочери грозит до десяти лет заключения за покушение на убийство,— сказал Арсен уже почти официальным тоном.— Так что долго вам её видеть не придётся. Можете быть спокойны…
Он произнёс это нарочито уверенно-глухим голосом – даже самому себе неприятным тоном говорил эти слова…
Сочувствия к девушке у него быть не могло – решиться поднять руку на мать страшно само по себе… Но почему-то ни капли сочувствия он не испытывал и к той женщине…
Они попрощались; дверца машины хлопнула; автомобиль поднял пыль над просёлочной дорогой…
Никто из них уже не видел: мать вдруг стремительно пошла вслед за машиной босыми ногами по дороге; шептала губами какие-то слова невнятные; тянула руку вперёд…
А потом остановилась посреди дороги…
И стояла там долго-долго…
Растерянная…
Одинокая…
***
КОНЕЦ
