Он шумно выдыхал, направляясь на кухню за кефиром, словно нарочно подчёркивая своё недовольство. Екатерину он будто не замечал вовсе — взгляд его проходил сквозь неё. Когда она попыталась начать разговор: «Михайло, нам нужно обсудить…», он в ответ просто сделал телевизор громче.
Лёжа в постели, Екатерина отвернулась к стене. Её охватывало чувство глубокой изоляции — в собственном доме. За годы работы в туристическом агентстве она научилась справляться с любыми трудностями: от утерянных документов до пьяных выходок и отменённых рейсов. Но как поступить с мужчиной под сорок, который ведёт себя как обиженный ребёнок только потому, что ему не позволили разрушить её жизнь?
Ночью раздался звонок. Екатерина на ощупь нашла телефон на тумбочке — звонила мать.
— Доченька, что у вас произошло? — встревоженно спросила мама. — Мне Богдана позвонила вся в слезах! Говорит, ты её выгнала из дома! Старую женщину на улицу!
Екатерина приподнялась на кровати. Рядом Михайло начал ворочаться с явным раздражением, давая понять, что его разбудили.
— Мам, она продала дачу и передала деньги Оксане. А потом заявила, что переезжает к нам. Я отказалась.
— Ой, Екатерина… Ну как же так… Всё-таки свекровь… Может быть, стоило потерпеть?
— Мамочка, — стараясь говорить тихо, но не скрывая твёрдости в голосе от злости, произнесла Екатерина. — Ты бы смогла жить со своей свекровью?
Мама замолчала. Она всю жизнь испытывала тихую неприязнь к бабушке Екатерины.
— Ну… это другое…
— Нет, мам. Это то же самое. Не переживай. Я сама разберусь.
Она завершила разговор и положила трубку обратно на тумбочку.
Утром Богдана позвонила Оксане — сестре Михайло. Та тут же набрала брата. И хотя Михайло продолжал молчать с Екатериной уже несколько дней подряд, когда она вышла из душа — не выдержал.
— Ты счастлива теперь? — прошипел он из коридора с перекошенным лицом и пятнами гнева на щеках. — Вся родня теперь знает: ты у меня ведьма! Оксана плачет! Говорит, мама из-за тебя чуть инфаркт не схватила!
— А Оксана не плачет по поводу того, что взяла деньги от продажи дачи? Той самой дачи, которую вы вдвоём строили? — спокойно уточнила Екатерина и затянула пояс халата.
— Не лезь в чужие дела! Это их семейные вопросы! — выкрикнул Михайло.
— Прекрасно сказано. А это наш семейный вопрос: твоя мама жить у нас не будет.
Михайло задохнулся от возмущения:
— Я… я даже представить себе не мог такой черствости!
— Это вовсе не жестокость, Михайло. Это элементарная гигиена психики.
Всю следующую неделю Богдана развязала настоящую партизанскую кампанию: поджидала Екатерину у подъезда «просто поговорить», что каждый раз превращалось в публичную сцену обвинений перед соседскими бабушками; звонила сыну прямо на работу и жаловалась то на сердце, то на давление.
А затем наступила суббота – день кульминации всего этого фарса.
Екатерина вернулась домой после тяжёлого дня: конец октября – мёртвый сезон для туризма; клиенты судорожно хватали последние дешёвые туры в Египет перед зимними холодами. Она вставила ключ в замок и застыла при входе.
На чистом ламинате прихожей стояли три массивных пластиковых ведра. Из них торчали корни растений – узловатые и пугающие – облепленные жирной чёрной землёй; земля рассыпалась по полу щедрым слоем; воздух наполнился запахом сырости и погребного духа увядания.
— Михайло! — позвала она ошарашенно.
Он вышел из комнаты с виноватым видом:
— Это… мама привезла… пионы… С дачи… Её любимые…
— Что они делают здесь?
— Ну… дача продана… А пионы ей жалко стало… Говорит редкий сорт – «Сара Бернар». Хотела посадить их под нашим окном…
— Михайло… сейчас конец октября! Какие посадки?! Ты серьёзно?
— Она просила просто сохранить их до весны…
— Где именно? В ванной?! — холодная ярость начала подниматься внутри неё волной возмущения.— Она притащила три ведра грязи прямо сюда?!
— Ну чего ты так реагируешь… Это же просто цветы…
Екатерина сняла пальто молча и пошла за резиновыми перчатками под раковиной; затем взялась за первое ведро – оно оказалось тяжёлым до невозможности поднять одной рукой.
Михайло бросился к ней:
— Ты что творишь?!
— Выношу это всё во двор!
Он вскрикнул:
— Да ты спятила! Это мамины пионы! Она тебя убьёт!
Екатерина ничего не ответила – дотащив ведро до лестничной клетки возле мусоропровода вывалила содержимое внутрь трубы: земля грохотнула вниз оглушительно громко; вернулась за следующим ведром без пауз между действиями.
Муж метался вокруг неё беспомощно:
— Прекрати немедленно! Это варварство!
Она бросила через плечо:
— Варварство – это ставить навозные ёмкости посреди квартиры без спроса!
Когда дошёл черёд до третьего ведра – Михайло схватил его первым:
— Не дам вынести!
Екатерина остановилась напротив него спокойно:
— Отлично тогда реши сам: либо эти ведра отправляются жить к твоей маме… либо ты вместе с ними туда переезжаешь навсегда.
Он застыл посреди прихожей с ведром в руках как статуя; смотрел на жену так внимательно будто видел впервые настоящую её сущность; его пассивное сопротивление разбилось о её хладнокровную решимость – дипломатия побеждала без лишних слов или истерик.
Тяжело вздохнув он открыл дверь и потащил последнее ведро вниз по лестнице; снизу донеслось его раздражённое бормотание вполголоса сквозь зубы проклятий себе под нос…
А Екатерина тем временем достала швабру и начала тщательно очищать пол от чёрной земли: она смывала не просто грязь – она избавлялась от чужого вмешательства в свою территорию жизни…
Через полчаса вернулся красный от злости Михайло и бросил коротко из прихожей:
