Он тяжело выдохнул и сделал шаг вперед.
«Мой отец — человек, который привык всё покупать: людей, их верность, молчание. Он заплатил и тебе — чтобы ты стала моей сиделкой… и надзирательницей. Он уверен, что мои „опасные“ идеи и стремление к самостоятельности нужно подавлять. Что я должен быть под контролем. Сломлен. Превращён в инвалида».
«Но ты ведь… ты же можешь ходить!»
«Позвоночник действительно был повреждён, но не так серьёзно, как сообщили врачи — те самые, которых он подкупил. Я уже начал восстанавливаться, когда он придумал этот план: сделать из меня беспомощного калеку, чтобы я не смог сбежать и разрушить его империю. А потом он нашёл тебя — отчаявшуюся, красивую, идеальную кандидатуру на роль горничной для своего „больного“ сына».
Он подошёл ближе и опустился на одно колено передо мной, не отводя взгляда.
«Я мог бы сразу всё рассказать. Но мне нужно было понять — кто ты такая на самом деле. Ты была его ставкой. А я сделал тебя своей. Я наблюдал за тобой, Леся. Видел твою доброту, терпение… боль. Ты не такая, как он. Ты не продалась».
Я смотрела на него — такого знакомого и одновременно чужого человека. Гнев постепенно утихал внутри меня, уступая место новым чувствам: жалости, обиде… и странному проблеску понимания.
«И что теперь?» — прошептала я.
«Теперь у нас есть выбор», — ответил Марко с внезапным огнём в глазах. — «Мы можем продолжать эту игру по его правилам… или начать свою собственную партию. У отца есть компромат на твоего отца — долги и прочее… А у меня есть материалы против него самого: доказательства махинаций, которые я собирал всё это время под видом беспомощного инвалида. Он думал, что сломал меня… Но я просто ждал».
«Ждал чего?»
«Союзника», — он взял мою руку в свою ладонь; она была тёплой и живой. — «Ждал тебя».
За окном зарождался рассвет; первые лучи солнца скользнули по его лицу… И теперь передо мной был уже не пленник или надзиратель — а человек: сильный духом, израненный судьбой… но не покорённый ею.
То чувство безысходности, что привело меня в этот дом Владислава, вдруг исчезло без следа. Его место заняли тревожная неизвестность… и странное ощущение единства с этим человеком рядом со мной.
Его игра только начиналась.
И теперь нас было двое.
Я больше не была пленницей обстоятельств.
Я стала соучастницей собственного освобождения.
Наш брак начинался как сделка.
Теперь же он превращался во что-то совсем другое —
в заговор против того,
кто считал себя владельцем наших судеб.
В комнате повисла напряжённая тишина; её нарушало лишь неровное дыхание.
Слова Марко звучали между нами тяжело и невероятно:
Заговор.
Союзник.
Эти понятия казались чуждыми моей прежней жизни,
где всё определяли долги,
отчаяние
и необходимость подчиняться.
«Ты… правда собираешься пойти против собственного отца?» — прошептала я с пола,
не находя в себе сил подняться.
Марко усмехнулся —
но в этой улыбке не было ни капли веселья:
«Он начал эту войну сам,
Леся.
Он превратил меня в экспонат своей коллекции беспомощных вещей.
Он купил тебя так же легко,
как покупает мебель для особняка Владиславов.
Я не хочу его уничтожать ради мести…
Я хочу освободить нас обоих.
А если для этого придётся сбросить его с пьедестала —
пусть так».
Он поднялся;
двигался осторожно из-за боли,
но каждый его жест был полон решимости.
Подойдя к книжному шкафу,
он провёл рукой по корешкам старых книг
и нажал на едва заметную кнопку.
С лёгким щелчком одна из полок отъехала в сторону,
открывая тайник.
Внутри лежали документы,
несколько флешек
и старый блокнот —
точь-в-точь такой же,
как тот,
что недавно оказался у меня в руках.
«Вся его „империя“ держится на лжи», —
произнес Марко тихо,
доставая папку:
— «Откаты,
фиктивные фирмы,
шантаж…
Он уверен в своём контроле над всем вокруг…
Но забывает:
самый опасный враг —
это тот,
кого считают слабым
и держат при себе ради удобства».
Он протянул мне папку:
«Здесь всё необходимое.
Но одних фактов мало —
нужен чёткий план действий.
И нам придётся играть свои роли ещё убедительнее прежнего».
Я медленно поднялась с пола;
дрожь в ногах сменилась холодной сосредоточенностью.
Страх никуда не исчез —
но поверх него вспыхнуло новое чувство:
азарт загнанного зверя,
почувствовавшего щель в клетке.
«Что мне делать?» — спросила я;
мой голос прозвучал твёрже ожидаемого даже для самой себя.
Марко посмотрел прямо мне в глаза:
«Сегодня вечером приедет отец».
