— Ну зачем ты сразу так резко… Давай попробуем поговорить спокойно.
Три дня они не обменялись ни словом. Леся вела себя так, будто ничего не произошло: готовила завтрак, смотрела телепередачи, делилась с соседкой новостями о «нашей даче». Оксана приходила домой поздно и уходила рано, стараясь не пересекаться. Богдан метался между ними, тщетно пытаясь уладить ситуацию и не понимая, почему всё только усугубляется.
Вечером в четверг Оксана вернулась и застала на кухне собрание. Леся, Богдан и незнакомый мужчина лет пятидесяти сидели за столом с какими-то документами.
— А вот и ты вовремя, Оксаночка! — оживилась Леся. — Познакомься, это Назар, мой знакомый юрист. Он поможет нам всё оформить как положено.
— Оформить что именно? — голос Оксаны прозвучал резко и холодно.
— Видишь ли… — Леся понизила голос до заговорщического шёпота. — Раз уж мы теперь живём вместе, нужно как-то закрепить мои права на жильё. Назар говорит, можно оформить договор дарения части квартиры или хотя бы прописку… Вариантов много.
Оксана медленно поставила сумку на пол. Внутри у неё всё оборвалось.
— Богдан, — произнесла она почти шёпотом. — Выбирай: либо твоя мать завтра покидает мою квартиру, либо я подаю на развод.
— Оксан! — Богдан вскочил с места. — Ты что несёшь?
— Я говорю вполне осознанно. Квартира принадлежит мне ещё до брака. Дача оформлена на троих. При разводе я получаю квартиру и треть дачи. Или половину — если докажу свои вложения. А ты получаешь свою маму и возможность арендовать жильё или жить с ней.
— Оксаночка, ну ты же не можешь всерьёз… — начала было Леся, но та её прервала:
— Помолчите. Я разговариваю с Богданом. Я жду ответа.
Назар поспешно собрал бумаги и пробормотал что-то о неподходящем моменте для обсуждений. У Леси побледнело лицо.
— Сынок… — её голос дрогнул от отчаяния. — Ты позволишь ей так со мной обращаться? Я же твоя мама! Всё ради тебя…
— Мам… тише… — Богдан потер виски ладонью. — Оксана, может быть обсудим это без крика? Спокойно?
— Обсуждать нечего, — ответила она спокойно и взяла сумку в руки. — У тебя есть время до завтрашнего вечера: либо я вижу чемоданы твоей матери у двери, либо я еду к адвокату оформлять развод.
Она ушла в спальню и легла прямо в одежде поверх покрывала. Сердце стучало так громко, что казалось – его слышно даже за стенами комнаты. За дверью слышались приглушённые голоса: плач Леси вперемешку с возмущением и попытки Богдана что-то ей объяснить.
Через час он вошёл в комнату и сел на край кровати без взгляда в её сторону.
— Она говорит… если мы разведёмся – тебе негде будет жить… Что ты потом пожалеешь… Мол квартира считается совместной собственностью…
— Жильё было моим задолго до свадьбы, — ответила Оксана не открывая глаз. — И это легко доказать документально. Я уже консультировалась с юристом после того случая с мебелью твоей мамы.
Богдан тяжело выдохнул:
— Значит ты давно об этом думала…
— Нет… Но я была готова к худшему сценарию… И вот он наступил.
Он помолчал немного:
— Она моя мама… Я ведь не могу просто выставить её за дверь…
— Ей есть куда идти: пусть расторгнет договор аренды своей квартиры и возвращается туда жить сама по себе… Ты разве не видишь? Она никогда не остановится: сегодня квартира – завтра ещё что-нибудь потребует… Она будет чувствовать себя хозяйкой здесь – а я стану чужой у себя дома…
Наступило долгое молчание.
Наконец он сказал:
— Поговорю с ней…
Разговор продолжался до самой полуночи: из-за двери доносились крики Леси – жалобы о том, как жестоко её выгоняют из дома; обвинения сына в предательстве; слёзы о прожитой ради него жизни… Голос Богдана звучал тише – но был непреклонным по тону.
Утром Леся из комнаты даже не вышла; сам Богдан выглядел измотанным бессонной ночью:
— Она уедет в выходные… Говорит нужно время собрать вещи и расторгнуть аренду…
Оксана лишь кивнула:
— До воскресенья – не позже этого срока…
Он посмотрел на неё устало:
— Ты понимаешь же… Мы теперь с мамой едва ли сможем нормально общаться…
Она ответила спокойно:
— Осознаю это полностью…
Он спросил ещё тише:
— И ты действительно готова к этому?
Оксана посмотрела прямо ему в глаза:
— Я готова отстаивать своё право на личное пространство… Это мой дом – никто не имеет права требовать моего ухода отсюда… Ни твоя мать… Никто вообще…
