Роксолана Василенко больше не вела дневник. Последняя запись датировалась 14 сентября 2002 года — днем, когда её семилетние близнецы, Тарас Коваленко и Мария Петренко, не вернулись домой из школы. С тех пор прошло двадцать один год, и всё это время её существование напоминало старую черно-белую киноленту: события сливались в одно бесформенное серое пятно. Расследование зашло в тупик, муж не смог справиться с утратой и ушёл, друзья постепенно исчезли из жизни. Осталась только она — и настенные часы, которые она перестала заводить в тот самый день.
Её единственным ритуалом стала странная и мучительная литургия — бесконечный просмотр интернета. Социальные сети, форумы, новостные сайты, базы данных пропавших без вести — всё это стало её воздухом. Она искала их лица среди незнакомцев на фотографиях со всего мира.
В тот вечер дождь барабанил по стеклу так настойчиво, будто пытался передать закодированное послание. Роксолана Василенко сидела с чашкой остывшего чая и машинально прокручивала ленту на малоизвестном видеохостинге с любительским контентом: ролики с животными, розыгрыши, путевые заметки… И вдруг — сердце замерло. В висках застучал пульс, заглушая шум дождя.
На экране мелькнул короткий видеоролик сомнительного качества — снятый явно на старенький мобильный телефон. Заголовок: «Уличные музыканты, Прага, 2010». Картинка дрожала и расфокусировывалась. Но на заднем плане толпы вдруг промелькнули два лица — юноша и девушка лет шестнадцати. У парня были те же ямочки на щеках при улыбке, что у Тараса Коваленко в детстве. У девушки — родинка над губой точь-в-точь как у Марии Петренко.
Но главное был взгляд — особенный взгляд близнецов: мгновенное понимание без слов.

Они были живы. В 2010 году они находились в Праге.
Мир сузился до размеров экрана ноутбука. Роксолана дрожащими пальцами начала искать любую информацию об этом видео. Аккаунт автора давно заброшен; комментариев почти не было. Но ей этого хватило сполна: это было не просто сходство внешности — это было внутреннее знание, зов крови.
Она провела бессонную ночь за столом с листами бумаги: выписывала никнейм пользователя, дату загрузки ролика и примерное место съёмки.
На рассвете впервые за долгие годы она набрала номер следователя по их делу — Григория Тимошенко. Он ответил усталым голосом; выслушал внимательно, но без особой надежды:
— Роксолана Василенко… прошло слишком много времени… Одно любительское видео… Вы понимаете, сколько похожих людей можно встретить?
Но она уже его не слышала.
Она уже была в пути — летела в Прагу.
Следующие недели стали для неё настоящим испытанием на грани реальности и сна. С пожелтевшими фотографиями близнецов и распечатанным стоп-кадром из видео она обходила весь город: показывала изображения уличным торговцам на Карловом мосту, владельцам сувенирных лавочек в Старом Городе и даже бездомным старикам на привычных местах у фонарей.
Её принимали за сумасшедшую; взгляды были полны жалости или страха.
Сказочная Прага превратилась для неё в бесконечный лабиринт надежды.
Когда силы почти покинули её окончательно, она случайно оказалась в крошечном антикварном магазинчике среди узких переулков Старого Города. Хозяин лавки — пожилой чех с проницательными глазами-изюминками — внимательно изучил фотографии… И вдруг кивнул:
— Да… я их помню… Брат с сестрой… Они иногда заходили сюда… Продавали мелочи… находили где-то… Молчаливые такие… Я покупал у них старые монеты… Они спрашивали про украинских туристов…
От этих слов Роксолану едва не подкосили ноги от волнения:
— Вы знаете… где они сейчас?
Старик покачал головой:
— Нет… Они исчезли так же внезапно… Но был у них друг… Ростислав Назаренко его звали… Работал бариста неподалеку… Там кофейня со знаком синего цвета…
Это была новая ниточка надежды.
Ростислав оказался разговорчивым молодым человеком: да, он помнил Тараса Коваленко и Марию Петренко. По его словам они были странными ребятами: жили где-то на окраине города в полуподвальном помещении; избегали людей славянской внешности; говорили о том, что их «забрали», но им удалось сбежать…
— Они упоминали какое-то место… вроде бы не город… а что-то типа приюта? Что-то вроде «Убежища Святого Вита»… Звучало как название старого здания…
Роксолана погрузилась в архивные источники города.
«Убежище Святого Вита» оказалось заброшенным туберкулёзным санаторием начала XX века среди леса примерно в часе езды от столицы Чехии. Местные жители считали его проклятым местом; таксист отказался ехать туда под предлогом плохой дороги после дождя.
Последние километры женщина преодолела пешком под ледяным ветром сквозь мокрый лесной мрак.
Здание возвышалось среди деревьев как гигантский скелет доисторического чудовища: окна выбиты напрочь; стены исписаны граффити; крыша частично обрушена…
Сердце грохотало внутри груди при каждом шаге внутрь этого мрачного места.
Внутри пахло сыростью и запустением вперемешку со страхом прошлого времени…
Она позвала их по именам – голос отозвался эхом насмешливо пустым…
Бродя по коридорам бывшего санатория и заглядывая во все палаты одна за другой – наконец она оказалась на третьем этаже…
Там ещё сохранялась часть крыши – а внутри одной из комнат стена была покрыта надписями: имена людей… даты… детские рисунки…
И прямо по центру аккуратным почерком знакомым до боли по…
