– А что тебе здесь понадобилось?
Дочь смотрела на Алину тем самым холодным прищуром, каким когда-то свекровь одаривала её саму. Похоже, именно поэтому та и оставила дом Анастасии — в ней она видела собственное отражение.
– А что, матери уже нельзя приехать навестить дочь? – с натянутой весёлостью проговорила Алина.
Анастасия окинула взглядом огромный чемодан, который таксист помог внести в дом, инвалидное кресло с Богданом и сухо заметила:
– Это больше похоже на нашествие кочевников.
Отец Богдана был татарином, и Анастасия не упускала случая напомнить об этом.
С отцом дочери Алина рассталась, когда той было всего двенадцать. Всё вышло банально: застала его с другой. Девочка очень любила отца и после развода тяжело заболела — пролежала в постели больше месяца. Алину она так и не простила за то, что та «отняла» у неё папу. Когда же спустя годы Алина встретила Тараса, дочь сразу невзлюбила его. А уж когда выяснилось, что она ждёт ребёнка…
– Ты в своём уме — рожать в таком возрасте? – язвительно бросила она.
Тарас попытался урезонить падчерицу: мол, так разговаривать с матерью недопустимо. Но вместо примирения последовал поток обидных слов — и в адрес Тараса, и самой Алины… Всё закончилось бурной ссорой. Когда родился Богдан и стало ясно, что у него детский церебральный паралич, Анастасия переехала в квартиру отца. Позже ей достался по наследству дом от свекрови.
Когда Тарас утонул, дочь даже не приехала на похороны. Алине было тяжело пережить утрату, но она держалась изо всех сил. Она надеялась: сестра Тараса не выгонит их из квартиры — ведь они с Тарасом так и не зарегистрировали брак, а жильё принадлежало ему по наследству от бабушки.
При жизни Тараса его сестра изображала такую доброжелательность — казалось бы, даже пчёлы слетались бы на её мёдкие речи. Но вскоре выяснилось: к Алине она питает неприязнь давно и прочно; а судьба «дефектного племянника» её вовсе не трогает. Вскоре она выставила Алину с сыном за дверь. Им идти было некуда: оставался только деревенский домик без удобств — а жить там с парализованным мальчиком было невозможно.
– Продам тот домик – сниму комнату для нас двоих, – объясняла Алина дочери свои планы. – Мы сразу съедем отсюда.
– Да кому ты эту рухлядь продашь! – фыркнула та в ответ. – И вообще этот дом мой! Даже не надейся!
Алина решила сыграть последней картой:
– Настя… это ведь твой брат… Неужели ты хочешь оставить нас ночевать на вокзале?
Богдан молча смотрел на сестру исподлобья. Он злился — это мать чувствовала всей кожей — но ничего изменить не могла.
– Ладно уж… – процедила сквозь зубы дочь. – Месяц максимум! Слышишь?
– Конечно! Спасибо тебе! – обрадованно ответила мать.
В доме установилось хрупкое перемирие — словно тончайшая паутинка натянулась между ними: малейшее слово могло оборвать её навсегда. Алина с сыном поселились в небольшой комнате с видом во двор — раньше здесь был кабинет свекрови. Пространство всё ещё хранило запах старых книг вперемешку с лавандой — аромат чужого прошлого.
Первым делом женщина нашла риелтора для продажи деревенского дома.
Мужчину звали Ярослав. Он оказался немного младше Алины; рассказал ей о том, как много лет проработал учителем в школе — заработал лишь больную спину да долги по кредиткам; потом решился всё изменить и стал агентом по недвижимости. Выслушав рассказ женщины о её жизни, он спросил:
– И как же ты справляешься одна с сыном?
– У меня есть машина… правда сейчас сломана…
– Починим! – коротко бросил он.
Алине показалось тогда будто кто-то укутал её мягким пледом заботы: Ярослав сразу взял над ней негласную опеку.
– Пусть уже забирает вас к себе! – ворчливо бросала дочь каждый раз при их встрече.
Алина почти всё время проводила рядом с Ярославом: вместе они старались ускорить продажу дома в деревне. Этот неожиданный защитник стал для неё настоящим спасением: рядом с ним она переставала ощущать себя уставшей матерью больного ребёнка — снова становилась просто женщиной среди будней жизни. Они пили кофе у придорожных кафе; он делился забавными историями из прошлого; она смеялась впервые за долгое время по-настоящему искренне…
Тем временем Богдан оставался заперт внутри крепости равнодушия своей сестры: целыми днями сидел у окна со своими мыслями под музыку из наушников; Карина словно бы вовсе игнорировала его присутствие в доме… Её шаги звучали раздражённым ритмом каблучков пушистых тапочек по паркету…
Их столкновение было лишь вопросом времени… Оно случилось утром третьего дня прямо на кухне: Богдан пытался подъехать к раковине за стаканом воды; управлять креслом ему давалось трудно… Одно из колёс зацепилось за ножку стула — стоявшая рядом стеклянная ваза упала наземь со звоном…
Из гостиной появилась Карина… Она остановилась у порога и смерила брата тем же ледяным взглядом:
– Ты ещё и руки потерял? – язвительно произнесла она.– Мало того что вы вдвоём вторглись сюда без спроса… теперь ещё мебель громишь?
Богдан промолчал… Он лишь посмотрел прямо ей в глаза… В этих слишком взрослых для четырнадцатилетнего подростка глазах мелькнула такая глубокая обида… что Карине стало неловко… Но остановиться уже было невозможно…
Всё накопленное раздражение вырвалось наружу:
– Безрукий да безногий!.. Зато ушастый! Целыми днями сидишь тут как пришелец со своими наушниками!.. Что там слушаешь? Боевые вопли татарской орды?..
