Слова застряли у Ганны в горле. Она не представляла, как объяснить мужу, что хочет, чтобы та маленькая девочка исчезла из её жизни — будто бы её никогда и не существовало. Чтобы ни бывшей жены у Дмитрия не было, ни приёмной дочери, которой свекровь дарит на каждый праздник столько же гривен, сколько и каждому из своих сыновей. Почему она — официальная супруга, мать его детей — не ощущает себя ни единственной женщиной в его судьбе, ни тем более главной?
Главной всегда оставалась Таня — та самая, что ушла к лысому архитектору, потом развелась с ним и родила девочку. Ганна даже в мыслях избегала называть ребёнка «дочкой Дмитрия» — для неё это была просто девочка. Без имени. Без души. Та, что разрушила её жизнь.
— Может, заведём ещё одного ребёнка? Девочку… Ты ведь сам этого хотел?
Дмитрий скривился.
— Какие дети сейчас, Ганна? Ты разве не видишь, какое тяжёлое время настало?
«Это тебе тяжело», — подумала она. — «А у меня всё предельно ясно».
Хотя на самом деле ясности в её жизни не было вовсе. Именно поэтому она начала задумываться о разводе. Быть в тени ей надоело окончательно. Жалко только мальчиков… Но всё равно рано или поздно это произойдёт — так лучше уж сразу всё обрубить, пока они ещё малы и мало что понимают.
Накануне разговора с Дмитрием она отправилась стричься. Возможно, это выглядело глупо — стараться выглядеть безупречно именно тогда, когда рушится брак… Но для Ганны это почему-то имело значение.
Она сидела в кресле парикмахера и едва сдерживала слёзы. И вдруг услышала голос. Свой собственный голос.
— Ой да не спрашивай! Ничего не меняется! Я уже даже надеяться перестала! Он никогда не разведётся! Слышишь? Никогда!
