— Кто это нарисовал? — прошептала она, не отрывая взгляда от холстов.
— Это работа моего сына, — ответила я с теплотой и гордостью.
— Вам обязательно стоит показать эти картины профессионалам, — сказала она, снимая очки. — У вашего мальчика… поистине редкий талант.
Но страх сковывал нас. За пределами деревни мир казался пугающим и слишком большим для Марко. Как он справится там один — без нас, без знакомых жестов и привычных знаков?
— Мы должны поехать, — убеждала я его, аккуратно укладывая вещи в сумку. — Это художественная ярмарка неподалёку. Твои картины должны увидеть.
Марко уже исполнилось семнадцать. Высокий, тонкий, с длинными пальцами и внимательным взглядом, будто улавливающим каждую деталь вокруг. Он нехотя кивнул — спорить со мной ему не удавалось никогда.
На ярмарке его полотна повесили в самом дальнем уголке зала. Пять небольших работ: поля, птицы, руки с солнцем на ладонях. Люди проходили мимо: кто-то бросал взгляд мельком, но никто не задерживался.
И вдруг появилась она — седовласая дама с прямой осанкой и пронзительным взглядом. Она долго стояла перед картинами неподвижно. Затем резко обернулась ко мне:
— Это вы написали?
— Нет, мой сын, — я указала на Марко рядом со мной; он стоял молча с руками на груди.
— Он глухой? — уточнила она после того как заметила нашу беседу жестами.
— Да… с самого рождения.
Она кивнула:
— Меня зовут Оксанка. Я представляю художественную галерею из Хмельницкого.
Затем её взгляд остановился на самой маленькой картине: закат над полем.
— В этой работе есть то самое чувство… то сокровенное состояние души, которое художники ищут годами. Я хочу её приобрести.
Марко замер и внимательно смотрел мне в глаза, пока я пыталась передать смысл её слов при помощи жестов. Его пальцы дрогнули от волнения; в глазах мелькнуло сомнение и робость.
— Вы действительно не рассматриваете возможность продажи? — спросила женщина настойчиво и уверенно: так говорит тот, кто знает цену настоящему искусству.
— Мы никогда… даже не думали об этом… — пробормотала я смущённо; щеки вспыхнули жаром. — Для него это просто способ говорить душой…
Она достала кожаный кошелёк и без колебаний отсчитала сумму — такую же большую, какую Богдан зарабатывал бы полгода в своей мастерской по дереву.
Через семь дней она вернулась вновь. Забрала ещё одну картину: ту самую с руками и утренним солнцем между пальцев.
А уже осенью почтальон принёс письмо со штемпелем из Хмельницкого: «В творчестве вашего сына чувствуется подлинность чувств. Способность передавать глубину без единого слова. Именно этого сейчас ищет настоящий зритель».
Столица встретила нас серыми фасадами домов и чужими взглядами прохожих. Галерея оказалась скромной комнаткой в старом здании где-то на окраине города. Но каждый день туда приходили люди с живыми глазами и внимательными лицами.
Они всматривались в картины долго; обсуждали композиции и оттенки красок вполголоса или оживлённо спорили о смысле изображений. А Марко стоял чуть поодаль: наблюдал за движением губ собеседников и их выразительной мимикой…
