— Лучше, — коротко ответил он.
— Понятно.
Я прошла в спальню и легла прямо в одежде. Уставившись в потолок, размышляла: а вдруг всё действительно серьёзно? А если не просто недомогание?
Потом отогнала эти мысли. Это не моя забота. Он сам ничего не спросил. Получил то, к чему шёл.
Михайло взял ещё пару выходных. Позвонил начальству, долго объяснялся и извинялся. Сквозь стену я слышала его голос:
— Понимаю… Да, понимаю… Маме плохо, помочь некому… Постараюсь вернуться поскорее…
Он сам ухаживал за Валентиной: варил ей жидкие каши, заваривал травяные отвары, проветривал комнату. Проходя мимо, я замечала его сидящим на краю её кровати — читал газету вслух. Голос звучал устало, но спокойно.
По вечерам мы пересекались на кухне. Почти не разговаривали. Он разогревал вчерашний суп, я делала себе бутерброды. Я не спрашивала о матери — он ничего и не рассказывал.
На четвёртый день я услышала их разговор. Говорили негромко, но слова были различимы:
— Михайло, я поеду к Никите.
— Мам, у него тесно — двушка всего и дети маленькие…
— Ничего страшного. На диване устроюсь.
— Не стоит…
— Михайло. Я не хочу быть обузой. Леся… она права. Ты ведь даже не спросил у неё разрешения.
Повисла пауза. Потом его голос — глухой:
— Я думал, она поймёт.
— Женщин нужно спрашивать, сынок. Это и их дом тоже.
Я стояла в коридоре спиной к стене; сердце стучало так громко, что казалось — его слышно всем вокруг.
Чувство было странное: вроде бы спор выиграла — а внутри пусто.
Когда она уехала
Утром Валентина поднялась с постели — бледная, но решительная. Медленно собирала вещи: аккуратно складывала одежду в сумки. Михайло стоял рядом молча.
Я находилась на кухне и варила кофе; слышала шуршание пакетов из-под вещей.
Свекровь вышла в коридор и остановилась у двери кухни:
— Леся…
— Да?
— Прости меня… если что-то было не так…
Я взглянула на неё: хрупкая пожилая женщина с двумя чемоданами; лицо серое от недавней болезни.
— Всё хорошо, — ответила я тихо. — Поправляйтесь скорее.
Она кивнула и отвернулась без слов.
Михайло вынес чемоданы в прихожую и вызвал такси через приложение на телефоне. Мы ждали молча; я допивала кофе у окна на кухне и смотрела наружу.
Когда подъехало такси, он помог матери надеть пальто; её руки дрожали при застёгивании пуговиц. Он взял сумки:
— Мамуль, поеду с тобой.
Они вышли вместе; дверь за ними закрылась тихо и окончательно.
В квартире стало непривычно тихо… почти глухо от этой тишины.
Я прошла в комнату свекрови: всё было прибрано до идеальности — даже цветок на подоконнике политый… Я ведь совсем про него забыла… А Валентина вспомнила…
Села на край кровати: покрывало натянуто ровно-ровнёхонько… ни единой складки…
И вдруг накатила пустота… Не облегчение… именно пустота…
Молчание
Через два часа Михайло вернулся домой; прошёл мимо кухни молча — где я сидела с телефоном в руках — закрылся в спальне без слов…
Позже вечером нашла записку на столе: «Мама уехала. Ты довольна?»
Скомкала бумажку и выбросила её без колебаний…
Целую неделю почти не разговаривали: он уходил рано утром на работу и возвращался поздно вечером; ел молча… потом уходил спать… Я оставалась одна на кухне: читала что-то бессмысленное или листала ленту новостей… иногда просто смотрела сквозь стекло окна…
Позвонила Зоряна:
— Ну как там?
— Уехала уже…
— К кому?
— К младшему сыну переехала…
— А ты как держишься?
— Всё нормально вроде бы…
— Леся… ты уверена? Точно всё нормально?
Я задумалась… Действительно ли всё хорошо? Границы свои защитила… Принципам изменила ли? Нет… Но почему же тогда такая пустота внутри?
— Нормально всё,— повторила я.— Всё правильно сделано…
Зоряна тяжело выдохнула:
— Ну ладно тогда… Если что случится – звони мне сразу…
Прошло две недели прежде чем Михайло снова заговорил со мной вечером – когда я мыла посуду:
— Мама сейчас под наблюдением…
