Февральский срыв
В феврале произошёл надлом. Алексей пообещал в субботу съездить со мной в гипермаркет — помочь донести тяжёлые сумки. Но утром вдруг вспомнил: договорился с другом. Поехать на рыбалку.
— Люба, совсем вылетело из головы. Может, перенесём?
Я молча поднялась, прошла в спальню и достала с антресолей чемодан. Алексей появился в дверях.
— Что ты делаешь?
— То, о чём предупреждала.
— Из-за магазина?
— Из-за того, что снова выбрал не меня.
Он побледнел и замер.
— Люба, подожди. Я сейчас позвоню другу, отменю всё.
— Не нужно. Уже поздно.
— Почему поздно? Я же могу всё исправить прямо сейчас!
— Потому что ты опять забыл обо мне. Четыре месяца держался — и снова сорвался. Значит, это не перемена, а просто усилие.
Алексей опустился на край кровати и склонил голову.
— Ты права. Я всё испортил.
Я поставила чемодан обратно и села рядом.
— Алексей, я не хочу быть важной только потому, что ты боишься потерять меня. Мне нужно чувствовать ценность — настоящую.
Он поднял взгляд — глаза покраснели от напряжения.
— Я действительно тебя ценю. Просто… я привык жить один тридцать лет до тебя — делать всё по-своему. Перестраиваться сложно.
— Понимаю. Но выбор за тобой — меняться или остаться прежним.
Мы замолчали. За окном тихо падал снег.
— Ты останешься? — спросил он спустя паузу.
— Пока да. Но чемодан убирать не стану.
Полгода спустя
Прошло шесть месяцев. Апрельский день застал меня на кухне у Марьяны — как осенью тогда же мы сидели здесь вдвоём. Она разливала кофе по чашкам.
— Ну как? Вернулся к старому?
Я задумалась перед ответом:
— Пока нет. Бывает, срывается немного… но тут же останавливается, извиняется и старается исправить ситуацию.
— И тебе этого хватает?
— Не уверена… Я пока насторожена. Доверие за полгода не восстанавливается просто так.
Марьяна кивнула понимающе:
— А любовь?
Я вздохнула:
— Она изменилась… стала другой: спокойной, более зрелой что ли… Я больше не жду волшебства — теперь жду правды и искренности.
— И он её даёт?
— Пытается дать… пока этого достаточно для меня.
Мы пили кофе молча; за окном деревья уже покрылись молодой зеленью — весна вступала в силу уверенно и мягко одновременно.
Марьяна вдруг спросила:
— А если снова сорвётся?
Я ответила без колебаний:
— Уйду. Теперь я знаю: смогу это сделать сама по себе.
Она удивилась:
— И тебе не страшно?
Я посмотрела за окно:
— Страшно… но жить незаметной рядом с любимым человеком ещё страшнее…
Вечером Алексей встретил меня у двери с пакетом в руках:
— Купил хлеб… И твою ряженку тоже взял — сам вспомнил!
Я улыбнулась впервые за долгое время по-настоящему:
— Молодец…
Мы прошли на кухню вместе; он аккуратно разложил покупки по местам, а я поставила чайник на плиту греться…
Он вдруг сказал негромко:
― Люба…
― Что такое?
― Спасибо тебе…
― За что именно?
― За то, что тогда ушла… а потом вернулась… За то, что научила меня слушать тебя по-настоящему…
Я подошла ближе и обняла его со спины:
― Только рано благодарить… Я ведь всё ещё могу уйти…
Он положил ладони поверх моих рук:
― Знаю… Именно поэтому стараюсь изо всех сил…
Мы стояли так молча; вечер постепенно сгущался за окнами кухни… На столе лежал тот самый хлеб ― символ простой заботы или напоминание о чём-то большем: может быть даже о трёх годах молчания между нами… Молчания под названием «завтра».
Теперь это «завтра» наступало каждый день заново ― пусть не идеально ― но наступало…
Чемодан всё ещё стоял наверху на антресолях ― Алексей знал об этом… И я знала тоже… И это общее знание почему-то делало нас честнее друг перед другом…
Я пишу о женщинах, которые научились слышать себя самих…
Если вам знакомо то чувство ― когда перестаёшь напоминать и просто уходишь ― подписывайтесь…
