В комнате повисла тишина — плотная, тревожная, как воздух перед бурей.
— Она звонила, — наконец произнёс он, не поднимая взгляда. — Рыдала. Говорит, ты её опозорила на весь подъезд. Участковым пугала, воровкой обозвала.
— Я её заранее предупредила: в моей квартире посторонним не место, — спокойно ответила Ирина, закрывая книгу.
— Но это же мать, Ирина! Ну оступилась она, погорячилась! Она ведь по-другому не умеет! Хотела как лучше… помочь человеку!
— «Как лучше» — для кого именно, Тарас? — Ирина посмотрела ему прямо в глаза. — Для её приятельницы? Для того бывшего зэка? Или для себя самой — чтобы снова доказать всем вокруг: она тут главная и может распоряжаться нашей жизнью и нашим имуществом?
— Да какая теперь разница! — он сорвался и с силой ударил кулаком по столу. Пачка сигарет подпрыгнула. — Ты могла бы хотя бы поговорить со мной! Вместе бы что-нибудь придумали! А ты сразу: замки меняешь, камеры ставишь, полицию зовёшь! Ты унизила мою мать!
— Нет. Я защитила нас с тобой. От её вечного стремления всё контролировать. Провела границу там, где раньше её не было. А теперь ты должен определиться.
Он застыл на месте и уставился на неё.
— Что значит «определиться»?
— Всё просто. Либо ты мой муж и стоишь рядом со мной по эту сторону забора, охраняя нашу жизнь от вторжений. Либо ты сын своей мамы и каждый раз открываешь ей ворота при первом требовании. В таком случае тебе будет комфортнее жить на её территории, а не на моей. Подумай об этом.
Она поднялась из-за стола, налила себе воды и ушла в спальню.
Два следующих дня прошли будто в безвоздушном пространстве: почти без слов и взглядов. Тарас ходил по квартире мрачный и молчаливый. Ирина видела: он не просто зол — он размышляет всерьёз, как человек впервые столкнувшийся с задачей без очевидного решения.
Однажды она услышала его разговор с лучшим другом Григорием: тот долго слушал сбивчивые объяснения Тараса по телефону и наконец сказал: «Братец… ну тут сам решай… но моя бы мне за такое не только замок поменяла бы… голову открутила бы к чёртовой матери».
На второй вечер Тарас сел рядом с Ириной на диван и долго молчал, перебирая пульт от телевизора в руках.
— Я вспомнил всё до мелочей… — тихо начал он наконец. — Как ты работала до ночи напролёт… приходила домой к полуночи… падала без сил даже ужинать не успев… Как твоя мама приносила нам еду и говорила: «Ирочка, покушай хоть немного». А моя… только спрашивала про ремонт да обои дурацкие…
Он замолчал ненадолго.
— Я понимаю это умом… Но она же мать…
Ирина слушала молча.
— А потом я подумал… какой же я муж тогда? Если даже от собственной матери тебя защитить не могу? Что я за мужчина такой… если позволяю кому-то командовать у нас дома?
Он положил пульт на столик и взял её за руку; его ладонь была горячей от напряжения.
— Я поговорю с ней.
На следующий день он отправился к Наде один. Та встретила сына пирогами и заплаканными глазами – готовая сыграть свою любимую роль «страдающей матери». Но начать спектакль ей не дали.
— Мам… присядь пожалуйста. Нам нужно серьёзно поговорить.
Он рассказал всё – спокойно, глядя прямо ей в глаза; ни одного упрёка или крика – только факты.
— …и я понимаю твоё намерение помочь… Но это её квартира – мамина собственность. Не моя и уж точно не твоя. Пока ты этого не признаешь – ни меня уважать не сможешь… ни мой выбор…
— Какой ещё выбор?! – всхлипнула она дрожащим голосом.
— Мой выбор – быть рядом с этой женщиной… потому что я люблю её… И никому больше я не позволю унижать её достоинство – даже тебе…
Надя смотрела на него так внимательно, словно впервые увидела перед собой взрослого мужчину вместо послушного мальчика-Тараса из прошлого.
— Значит… против родной матери пошёл?
— Нет, мам… Просто вырос наконец-то…
Он поднялся из-за стола и вышел из кухни тихо; пироги остались нетронутыми остывать под полотенцем.
Надя никогда прежде не проигрывала так явно – поэтому восприняла этот разговор как предательство близкого человека.
— Вы представляете себе вообще?! Что творится-то?! – жаловалась она соседкам во дворе с трагическим выражением лица и рукой у сердца. – Эта моя Ирочка совсем уже совесть потеряла! У неё две квартиры теперь! А мне – родной женщине после пожара – уголька пожалела!
— А Тарас что говорит? – интересовалась Алла с третьего этажа сквозь приоткрытое окно кухни.
— А что ему говорить?! Он теперь под каблуком у неё живёт! Слово поперёк боится сказать! Приворожила его эта ведьма да обработала так ловко!.. Мать родную забыл!
Соседки сочувственно качали головами… но прежнего доверия к Наде уже никто из них больше не испытывал.
