Я не могла нарадоваться Богдану — он охотно помогал по дому, убирался, готовил еду. Да и, разумеется, именно он обеспечивал семью.
Богдан казался настоящей опорой — тем самым «каменным щитом», о котором мечтает каждая мать для своей дочери. Уравновешенный, надежный, с каким-то особым теплом смотрел на Оксанку.
Но в этом его внимании было нечто, что вызывало у меня внутреннее беспокойство. Всё выглядело чересчур безупречно — а я не верила в совершенство. И вот во вторник всё прояснилось.
Мы сидели прямо на полу и перебирали старые снимки — Богдан предложил помочь мне с этим. Он бережно доставал фотографии из коробки, сдувал пыль и интересовался:
— А это где снято? А здесь Оксанке сколько лет?
Мы хохотали, вспоминая случай из пятого класса, когда Оксанка перед первым сентября сама себе обрезала чёлку чуть ли не под корень. Я уже начала думать, что зря подозреваю неладное и напрасно ищу тень на его идеальности.
— А этот альбом я давно не открывала, — сказала я и передала ему тяжёлую книгу. — Это тот год, когда мы с отцом Оксанки разводились… Тяжёлый был период.
Богдан раскрыл альбом. На страницах появилась совсем другая Оксанка — уже не та весёлая девочка с разбитыми коленками с ранних фото. Здесь ей было около девяти лет: взгляд исподлобья, губы плотно сжаты… словно она чего-то ждёт.
