Во дворе все осуждали дочерей Оксаны. Соседи перешёптывались между собой:
— Родная мать больна, а они будто чужие. Ни помощи, ни заботы… Совсем забыли. А ведь Оксана одна их поднимала. Всё на своих плечах вынесла. Вот и рожай потом — в старости даже стакан воды не подадут.
— Старшая иногда заходит…
— Да, только каждый раз с таким видом, будто наказание отбывает…
Оксана знала, о чём судачат соседи — она сама им жаловалась. Жила она на первом этаже и летом держала окна настежь открытыми: слушала разговоры прохожих и соседские пересуды. Иногда уголки её губ подрагивали в почти незаметной усмешке. Ей льстило, что окружающие сочувствуют ей и порицают дочерей — это придавало уверенности в своей правоте.
На самом деле дочки не забывали про неё. Старшая, Елена, наведывалась пару раз в неделю — жила неподалёку со своим мужем. Приносила продукты, быстро убиралась и уходила под предлогом срочных дел.
Средняя, Кира, звонила по вечерам, но заглядывала редко — ссылалась на работу и детей. Младшая же — Полина — жила на другом конце города: появлялась раз в месяц с оплатой коммуналки и лекарствами.
Оксана часто набирала их сама по телефону. Она умела подобрать слова так, чтобы каждая почувствовала укол вины за редкие визиты или звонки.
— Ну… ничего страшного. Я как-нибудь справлюсь сама… Если что — к соседке обращусь… Они меня не бросают: понимают ведь, что я почти одна осталась… А у вас своя жизнь… Где уж вам думать о старой матери… — говорила она с укором.
Хотя физически могла бы сварить себе суп или помыть полы без труда, но думала: «А зачем?» Пусть дочки видят её беспомощной — пусть чувствуют ответственность, суетятся вокруг неё… Она могла бы просто позвать их к себе с объятиями и словами тоски по ним…
Но гордость мешала это сделать. И страх тоже был рядом: если узнают, что она справляется без них — перестанут приходить совсем.
Они давно уже не слушались её как раньше: каждая шла своей дорогой… И Оксана ощущала утрату влияния над ними всё сильнее… Поэтому она преувеличивала свои недуги и ждала их визитов с нетерпением.
Больше всего ей хотелось одного: чтобы все три дочери пришли вместе — сидели рядом с ней за столом и разговаривали душевно… Как прежде…
Но уставшие от постоянных просьб женщины всё реже брали трубку или приезжали к ней.
Однажды вечером Оксана позвонила каждой по очереди: тяжело вздыхая в трубку, начала рассказывать о своём «ужасном» самочувствии. На следующий день все трое отложили дела и приехали к ней.
Первой появилась Елена; убедившись в том, что мама чувствует себя нормально, решила дождаться сестёр дома.
Кира с Полиной приехали чуть позже: помогли прибраться по дому и потом устроились на кухне молча пить чай каждая со своими мыслями.
— Я уже не знаю… — первой нарушила тишину Елена.— Вчера мама звонила таким голосом… Даже объяснить сложно… Мне стало страшно вдруг за неё. А сегодня прихожу — она вся нарядная стоит на кухне с причёской новой да песни напевает! Блины жарит!
Полина поморщилась:
— Может быть ей правда полегчало? Кстати говоря, блины вкусные…
— Полегчало? — усмехнулась Кира.— А мне вчера звонила вся в слезах: «Нет сил больше жить одной». Я сегодня отпрашивалась с работы ради этого визита! А она первым делом стала меня попрекать тем, что я внучек не привезла…
Мне кажется… — тихо сказала Полина…
