Татьяна ведь и правда всю жизнь страдала — муж ее пил запоями и поднимал руку, дети выросли черствыми, разъехались кто куда и забыли о ней. А она глядела на меня — бедную вдову — и не могла понять, откуда у меня силы берутся. Не понимала — и злилась на это непонимание.
— Пойдем, — сказала я, взяв ее за рукав.
— Куда? — испуганно спросила она.
— К людям. Пусть увидят.
Я вывела ее на улицу. И словно по сценарию, небо прорезал гром, а затем обрушился ливень. Мы стояли прямо посреди дороги — промокшие до нитки, жалкие. Я закричала во весь голос — так кричат у нас в деревне в час беды или пожара. Этот крик у нас в крови, от предков достался:
— Люди добрые! Выходите! Смотрите, кто мою скотину травил!
И люди вышли. Как они проснулись среди грозы и дождя — не знаю. Но вышли. Сначала Владимир с палкой в руке появился, потом Виктория в халате выбежала из дома… А за ними еще кто-то… Минут через десять уже полдеревни собрались вокруг нас. Татьяна дрожала вся под дождем и выла навзрыд, а я держала ее за руку крепко — чтобы не сбежала — и рассказывала всё как есть: без прикрас.
Слушали молча.
А потом заговорили все разом: перебивая друг друга, вспоминая… Оказалось: у Владимира в том году собака сдохла — он думал бродячие виноваты были, а теперь понял: это Татьяниных рук дело. Собака породистая была, красивая — всем нравилась. У Виктории куры одна за другой передохли — тоже выходит по её вине. У Павленко кот пропал…
Выяснилось: годами Татьяна травила живность по селу. Всё живое и красивое ей мешало. Всё то, что радовало других или вызывало зависть у нее самой — она уничтожала исподтишка: тихо да незаметно… Как бабушка моя когда-то говорила.
Никто её не тронул рукой. В нашей деревне никогда жестокости не было. Но взгляды… Они были такими тяжёлыми и осуждающими, что лучше бы ударили словом или делом. Она это чувствовала кожей: я видела по тому взгляду исподлобья, по тому как сжалась вся внутрь себя… стала маленькой-маленькой под этими глазами.
Любовь моя всё-таки выжила тогда. Сергей потом говорил: чудо случилось… Но я-то знала точно: никакое это не чудо было… Просто сильная она была у меня – как и я сама.
А Татьяна спустя месяц покинула село навсегда. Куда подалась – неизвестно мне да и знать не хочу.
Но иногда ночью – когда сон не идёт – думаю о ней… И впервые за долгие годы молюсь… Молюсь о том только одном – чтобы там, где она теперь живёт или лежит уже может быть – обрела покой наконец-то… Не ради неё прошу – ради себя самой… Чтобы зло то старое во мне не задержалось навсегда… Чтобы корней оно тут не пустило… Чтобы самой мне такой же когда-нибудь не стать…
Ведь страшнее всего – уподобиться тому человеку… который тебя обидел…
