К вечеру он всё же признал — пусть и не в полной мере. Что-то вроде: «Ну, это просто игра, ничего серьёзного». Для меня и этого оказалось достаточно. Он пытался оправдаться — мол, я сама подтолкнула его к этому, что ему не хватало тепла, что «все мужчины так поступают». Я не стала вступать в спор. Лишь спокойно произнесла: «Собирай вещи».
На следующее утро он поставил на стол кофе с бутербродами. Даже принёс букет цветов. Говорил что-то о том, что хочет всё исправить, просил дать ещё один шанс. Я хранила молчание. Когда понял, что уговоры не действуют, начал раздражаться. Обвинил меня в бессердечии, бросил фразу о том, что я «никогда не умела прощать», а потом добавил: «Ты просто наслаждаешься ролью жертвы». Через час он уехал к своим родителям — хлопнул дверью напоследок.
Я не плакала.
Пока он гостил у родни, я решила встретиться с той женщиной. Сестра согласилась поехать со мной, но осталась ждать в машине. Она открыла дверь без удивления — будто ожидала моего прихода. Я хотела услышать её точку зрения, дать ей возможность объясниться — хотя и так понимала: она знала о его семье.
Но вместо раскаяния я увидела насмешку. Она с довольной улыбкой рассказывала мне о его заботе: как он обожает её детей, как купил ей жильё и машину, как одаривает подарками без повода. Затем перешла на грубости — обозвала меня ленивой нахлебницей и злобной бабой.
Это было странно слышать — ведь я всегда зарабатывала больше него.
По её словам выходило так: он изменял мне потому, что я якобы подавляла его волю, превратила в послушного мужа и лишила всякой свободы.
