— Вам у нас понравится!
— Ну когда ты, наконец, перепишешь квартиру на Полину? — голос Ганны резанул по тишине, словно стекло треснуло. — Сколько можно тянуть? Девушке уже двадцать пять, а она все еще живет со мной!
Марта замерла с чашкой в руках. Чай давно перестал парить, а внутри поднималась волна неприятного осадка, похожего на горечь. Она смотрела на женщину напротив — ее полные пальцы нервно постукивали по столу — и не могла поверить в услышанное.
— Вы это всерьез? — тихо произнесла Марта, стараясь удержать дрожь в голосе. — Вы хотите, чтобы я отдала свою квартиру вашей дочери?
Ганна выпрямилась в кресле, губы ее дернулись.
— Хочу? Я требую! — голос стал жестким и холодным. — Семья держится на взаимной поддержке, Марта. Настоящая семья! У тебя две квартиры, а у Полины ничего нет!
Марта резко поставила чашку на блюдце. Послышался резкий звон — почти как выстрел.
— Эта квартира моя, — твердо произнесла она, ощущая жар где-то глубоко внутри. — Я купила ее задолго до знакомства с вашим сыном. На свои средства и своим трудом.
— Вот оно что! — Ганна вскочила со стула и вспыхнула. — Все только о себе думаешь! Эгоистка! Бессердечная женщина! Ты обязана помогать семье, а не прятать свое добро!
— Для вас я чужая? Да? — холодно сказала Марта. — Жена вашего сына… но все равно чужая.
— Жена приходит и уходит! А сестра остается навсегда! — выкрикнула Ганна и тут же осеклась: слова прозвучали слишком откровенно.
На мгновение повисла тишина. Затем Марта коротко усмехнулась с горечью.
— Теперь мне всё понятно.
Она поднялась и подошла к окну. Солнечные лучи били так ярко, что пришлось прищуриться. За стеклом жизнь шла своим чередом: прохожие спешили по делам, машины сигналили во дворе, дворники скребли асфальт лопатами. Никто не знал о том разломе, который только что произошел здесь.
— Я не собираюсь никому отдавать свою квартиру, — сказала она спокойно и твердо, не оборачиваясь.
Ганна заморгала от неожиданности:
— Ах вот как?! Так вот зачем ты вышла за моего сына?! Чтобы его обвести вокруг пальца?! Все себе заграбастать и сидеть над этим добром?!
В этот момент хлопнула входная дверь. В прихожей послышались шаги: вернулся Олег. Он вошел на кухню и окинул взглядом обеих женщин: мать была раскрасневшейся от злости и дрожала всем телом; жена стояла бледная как мел – но твердая как скала.
— Что происходит? — спросил он настороженно.
И тут Ганна бросилась к нему с причитаниями:
— Сынок! Твоя жена даже сестре помочь не хочет! Она жадная! Держит квартиру при себе – как собака в конуре – а Полина страдает!
Олег нахмурился. Он перевел взгляд с матери на Марту… И сказал то, чего никто из них не ожидал:
— Мам… хватит уже. Квартира принадлежит Марте – это ее решение. И точка.
Этот вечер стал началом глубокой трещины в их семье – невидимой глазу сначала… но растущей день за днем всё сильнее. Еще долго после той сцены Марта никак не могла прийти в себя от слов Ганны: ходила по квартире медленно… касалась стен ладонями… проводила пальцами по полкам… садилась в кресло – все здесь было ею выбрано… собрано руками… вычищено до блеска…
Это было больше чем просто жилье – это был символ её независимости… итог долгих лет одиночества и борьбы за право быть собой…
А теперь кто-то протянул руку к этому кусочку её жизни так же легко… будто хотел забрать чужое без спроса…
