Когда Оксанка вернулась от подруги, Ярослав уже складывал вещи в небольшую дорожную сумку.
— Куда это ты собрался? — она остановилась на пороге спальни.
— К Маричке. На пару дней.
— Как удобно, — её голос прозвучал холодно. — Поругались — и сразу к мамочке. Отличный способ уйти от разговора.
— Оксанка, дело не в нашей ссоре…
— А в чём тогда? Она позвала — и ты сразу сорвался?
— С ней что-то не так. Я это чувствую.
Оксанка усмехнулась:
— Ну конечно. Она же мастер на все манипуляции. Я знаю эти трюки: позвонит, что-то невнятное скажет — и ты уже мчишься через полстраны.
— Почему ты всегда так реагируешь?
— А почему ты никогда не замечаешь, как она нас сталкивает лбами?
Ярослав застегнул молнию на сумке и повернулся к жене:
— Пойми, у меня одна Маричка. И если ей плохо — я должен быть рядом.
— А мне, по-твоему, хорошо? Я одна тяну всё: работа, дом, готовка… Ты хоть раз это заметил?
— Может быть и заметил бы, если бы ты не кричала каждый день!
Наступила гнетущая тишина. Оба осознали, что перегнули палку.
Оксанка резко развернулась и вышла из комнаты:
— Знаешь что? Езжай. Может, там тебе действительно будет лучше.
Утром он уехал молча. Оксанка сделала вид, что спит, хотя глаз не сомкнула за всю ночь.
Дорога до села заняла около пяти часов. К обеду Ярослав был на месте и сразу понял: его тревоги были небеспочвенны. Дверь открыла Маричка — бледная, опираясь на косяк; глаза потухшие, движения медленные.
— Мам! — он крепко обнял её; казалось, она стала такой лёгкой и хрупкой за это время.
— Приехал… сынок…
— Что случилось? Почему ничего не сказала?
— Да ничего особенного… Простыла немного… Пройдёт само собой…
Но в доме царила непривычная запущенность: холодно из-за нетопленой печи, грязная посуда повсюду — совсем не похоже на ту аккуратную Маричку, у которой всегда всё блестело от чистоты.
— Сколько ты уже так живёшь?
— Недели полторы… может больше… я счёт потеряла…
— И никому ни слова? Хоть соседи знают?
— Не хочу людей тревожить по пустякам… Сама справлюсь…
Ярослав засучил рукава: первым делом растопил печь, потом перемыл всю посуду до блеска, принёс воды из колодца и сбегал в магазин за продуктами. На её слабые протесты он даже внимания не обратил.
К вечеру сварил суп по рецепту из детства — тот самый любимый мамин вариант. Они ели молча; Ярослав вдруг понял: давно он здесь не был вот так по-настоящему — без спешки и суеты.
Маричка отложила ложку:
— Сынок… А как там Оксанка?
— Всё нормально… Работает…
Она посмотрела внимательно:
— Вы снова повздорили?
Он хотел соврать… но передумал:
— Да… Как обычно бывает…
Маричка кивнула с грустью:
— Это из-за меня?
Он покачал головой:
— Нет… Просто всё сложно…
Она вздохнула тяжело:
― Значит всё-таки из-за меня… Я многое понимаю теперь… Не слепая ведь… Знаю: я обижала Оксанку… Не специально… но было такое…
― Мама…
― Дай сказать… Всю жизнь я тут прожила одна после твоего батьки… Привыкла сама со всем справляться… жаловаться никому не привыкла… А когда ты привёз свою жену ― такую городскую красавицу ― мне показалось тогда: она чужая для нашей жизни… Думала – намучаешься с ней…
Ярослав молчал.
