Он с шумным выдохом завершил разговор и, опустив телефон, опустился в кресло, уставившись в одну точку. Просьбы больше не звучали — вместо этого он создавал атмосферу, в которой отказ Оксаны выглядел как жестокость, направленная не только на него, но и на всю его несчастную семью. Каждый вечер за ужином проходил в гнетущем молчании. Он лениво ковырял еду вилкой, а она механически ела, не ощущая вкуса — будто надзиратель за его угрюмым настроением. Это длилось трое суток. Три вечера подряд были отравлены его молчаливым давлением. На четвёртый день она осознала: предел достигнут. Её собственный дом стал сценой моноспектакля, где ей отвели роль безжалостного диктатора.
Когда она сидела за кухонным столом и разбирала почту, он снова начал свою привычную песню.
— Сегодня говорил с отцом… — начал Дмитрий с интонацией глубокой скорби. — Он совсем сдал… Очень переживает за Марко. Мама вся на нервах — давление скачет… Они ведь не вечные, Оксан… Им просто хочется быть спокойными за младшего сына. Разве это так много? Устрой его хоть куда-нибудь в отделение… Пусть бумажки перебирает… Он будет тихим как мышь — я сам с ним поговорю. Обещаю тебе: ни звука лишнего не издаст… Надо помочь человеку — он же свой…
Оксана медленно подняла взгляд от бумаг и долго смотрела на него пристально и спокойно — как стратег перед решающим ходом оценивает противника. В её глазах не было ни раздражения, ни злости — только ледяная усталость человека, который всё понял. Она видела сквозь него: попытку манипулировать, стремление выглядеть хорошим сыном и братом за чужой счёт… слабость.
— Хорошо, — произнесла она.
Дмитрий замер посреди фразы. Сначала он даже не поверил своим ушам.
— Что?
— Я сказала: хорошо, — повторила она ровным голосом с такой холодной отчуждённостью, что у него по спине пробежал озноб. — Приводи своего брата завтра к десяти утра. Пусть будет в костюме.
Его лицо озарилось такой искренней радостью ребёнка, что ей даже стало немного жаль его на мгновение. Он ничего не понял. Воспринял её согласие как долгожданную капитуляцию под натиском его жалоб и уговоров.
— Оксаночка! Спасибо! Ты себе не представляешь! Огромное тебе спасибо! — он вскочил со стула и потянулся к ней обнять её от избытка чувств; но она едва заметно отклонилась назад, продолжая смотреть прямо ему в глаза.
— Собеседование проведу лично я, — добавила она тем же ровным тоном. — В присутствии руководителя отдела кадров. Всё будет официально.
Но эти слова уже прошли мимо его ушей: внутри звучали фанфары победы. Он был уверен: добился своего! Спас брата от безработицы, успокоил родителей и доказал себе самому способность «договориться» со своей строгой супругой. Не теряя времени даром, он схватил телефон и стал набирать номер Марко с радостной новостью.
Оксана наблюдала за ним молча: спорить больше смысла не было… Она просто готовилась к завтрашнему дню.
Кабинет Оксаны располагался на семнадцатом этаже делового центра; из панорамного окна открывался вид на городскую панораму серого ритма жизни внизу… Но сейчас никому до этого дела не было: воздух казался холодным и разреженным словно на вершине горы.
За массивным столом из тёмного дерева сидела сама Оксана: прямая осанка; волосы аккуратно уложены; строгий тёмно-синий костюм служил одновременно бронёй и униформой власти… Она была воплощением профессионализма и контроля над ситуацией.
Слева от неё разместилась Леся — начальница отдела кадров: женщина неопределённого возраста с гладко зачёсанными волосами и лицом без малейшего выражения эмоций… Её присутствие превращало семейную просьбу в формальную процедуру отбора персонала; перед ней лежали блокнот и ручка для записей…
Ровно в десять часов утра раздался робкий стук в дверь.
— Заходите, — голос Оксаны прозвучал чётко и официально.
Дверь приоткрылась; боком протиснулся Марко – младший брат Дмитрия… На нём действительно был костюм… Но это слово едва ли подходило к тому наряду: слишком короткие брюки выставляли напоказ нелепые светлые носки; пиджак висел мешком – явно чужой или взятый напрокат; галстук был затянут криво так туго, что напоминал петлю – тщетно пытался ослабить узел…
Он застыл у порога под ярким светом из окна…
