Чужой. Совсем посторонний человек.
С утра он потребовал завтрак.
— Таня, ты рубашку погладила? У меня совещание.
— Сама разгладится, — буркнула она в то первое утро, собираясь на службу.
Он растерялся. Стоял в одних трусах посреди коридора — живот навис, ноги волосатые — и смотрел на неё так, будто перед ним заговоривший чайник.
— Ты чего начинаешь? Я же сказал — разойдемся по-хорошему. Зачем быт рушить?
— Утюг в шкафу. Гладильная доска за дверью. Руки у тебя есть, — ответила она, застегивая сапоги. Молния закусила ткань, пришлось дернуть сильнее. Собачка осталась в пальцах.
— Чёрт! — выдохнула она раздражённо.
Богдан хмыкнул:
— Ну вот. Всё у тебя через одно место. Даже обуться как следует не можешь. Ладно, давай сюда, вечером починю. Но ужин с тебя. Хочу борщ нормальный, густой, а не ту жижу из прошлого раза.
Таня выпрямилась. В коридоре стоял запах его дезодоранта — резкий и дешёвый аромат из флакона, который она сама ему подарила когда-то на 23 февраля.
— Борща не будет, — сказала она спокойно и прямо посмотрела ему между глаз. — Я на диете.
— А я нет!
— Тогда тебе дорога в столовую. Ты ведь копишь на съёмную квартиру? Вот и привыкай к общепиту заранее.
Она хлопнула дверью так сильно, что с потолка подъезда посыпалась штукатурка.
На улице было отвратительно: декабрьская сырость превратила лед с реагентами в грязное месиво под ногами. Через несколько минут промок сломанный сапог. Таня шла к метро сквозь снежную кашу; по щекам текли слёзы и смешивались с мокрым снегом.
Жалости к нему не было ни капли. Жалко было себя саму. Тридцать лет жизни ушло на этот дом: стены клеила сама, шторы выбирала по каталогам неделями, копила деньги на диван… Тот самый диван, где он сейчас развалился перед телевизором. Она ухаживала за ним полгода после перелома ноги — лежал как бревно и командовал из кровати. Терпела его мать Евдокию: та каждый визит начинала с осмотра шкафов на наличие пыли пальцем по верхней полке… Воспитала дочь одна; теперь та жила в Днепре и звонила раз в месяц: «Мамуль, привет! Денег нет… Пока».
А теперь он говорит: «После праздников я съеду».
Но самое горькое было даже не это… А то спокойное убеждение в его глазах: она стерпит всё снова… Накроет праздничный стол… Создаст атмосферу… Потому что она — Таня: удобная и покладистая Таня.
К середине недели напряжение дома стало почти осязаемым — будто воздух можно было нарезать ломтями ножом.
Богдан вернулся злым после работы и бросил сумку прямо у входа:
— Ты совсем уже страх потеряла? В холодильнике шаром покати! Я домой прихожу голодный как волк! А там только полбанки огурцов да кусок засохшего сыра!
Таня сидела за кухонным столом с ноутбуком перед собой: просматривала объявления о продаже квартир… Не для него — для себя самой… Просто прикидывала цены: сколько может получить при продаже всего нажитого пополам… Цифры пугали своей безжалостностью: даже маленькая однушка где-нибудь на краю города стоила как крыло от самолёта…
— Магазин за углом работает до одиннадцати вечера,— ответила она спокойно и даже не повернулась к нему.— Сходи сам…
— Я тебе денег не давал потому что договорились! С тебя хозяйство до конца месяца! С меня коммуналка!
— Мы договорились? — Она медленно захлопнула крышку ноутбука.— Это ты сам себе придумал договорённость… Богдан… Я ничего такого не подписывала…
Он вспыхнул от злости; лицо налилось багровым цветом; жилка на виске вздулась:
— Ты смотри у меня… Доиграешься! Я могу вообще раньше съехать! Оставлю тебя одну под Новый год! Будешь сидеть перед телевизором со стаканом шампанского напротив президента!
— Напугал ежа голой задницей… — начала было она насмешливо…
Но он перебил:
— И денег больше не получишь! Между прочим премию дали! Хотел нам икры взять… Балык… Подарок тебе присмотрел…
Он лгал ей нагло в лицо – это видно было сразу по глазам: бегали туда-сюда…
— А раз ты так себя ведёшь – хрен тебе!
Он удалился громко топая пятками по полу спальни; через минуту вернулся уже переодетый – растянутые спортивные штаны болтались мешком:
— Короче говоря… Мама звонила сегодня… Они с Ириной хотят прийти тридцать первого числа часов эдак в шесть вечера… Так что заканчивай свои бойкоты там всякие… Не позорь меня перед роднёй… Чтобы холодец был прозрачный – как мама любит – и пирог с капустой…
У Тани подкосились ноги от этих слов… Свекровь… Евдокия… Женщина-бульдозер без тормозов… Даже на свадьбе сказала тогда вслух: «Ну что ж Богданчик мог бы найти кого получше конечно но уж ладно раз выбрал эту».
Таня прошептала почти беззвучно:
— Ты пригласил гостей?.. Зная при этом что уходишь через неделю?
Он пожал плечами:
— И что тут такого? Маме обязательно знать про наши дела? Она пожилой человек – ей волноваться вредно… Посидим тихо-мирно Старый год проводим – они уйдут – а потом уже решим всё окончательно… Ты же хорошая женщина Танечка?.. Не станешь портить праздник старушке?
Вот оно – высший пилотаж манипуляции: «Ты же хорошая». «Ты же не стерва».
И вдруг Таня услышала свой голос со стороны – спокойный до странности:
— Хорошо,— произнесла она мягко.— Будет тебе холодец… И пирог тоже будет…
Богдан расслабился мгновенно; губы тронула довольная ухмылка победителя: знал ведь заранее — прогнётся снова…
— Вот молодец! Так бы сразу!… А то устроила спектакль какой-то!.. Ладно я пошёл мыться… Потом спину мне натри мазью?… Опять прострелило…
Таня кивнула:
— Конечно натру… Обязательно…
Когда вода зашумела за дверью ванной комнаты — она взяла телефон со стола…
Руки больше не дрожали…
В голове начал складываться план — чёткий как лёд под ногами зимой…
Пятница 29 декабря встретила город предновогодней суетой во всей красе…
Толпы людей метались между магазинами с выпученными глазами — елки наперевес — пакеты мандаринов — коробки подарков…
В метро пахло хвоей вперемешку с перегаром от корпоративов…
Шум улиц гудел вокруг неё фоном…
Таня возвращалась домой после работы…
