Помощница приходила — Лариса, женщина около пятидесяти лет. Добродушная, с задорным характером. Убиралась в квартире, приносила продукты. Ганна ждала её визитов — хоть с кем-то перекинуться словом.
Однажды Лариса поинтересовалась:
— А сын-то ваш не навещает?
Ганна отвернулась, не желая продолжать разговор.
Лариса лишь покачала головой и промолчала.
Через два месяца гипс сняли. Ганна начала понемногу передвигаться по дому. Боль в ноге сохранялась, но она могла опираться на неё.
Матвею она не звонила. Не видела смысла — ему ведь всё равно было не до неё.
Но в июле он сам набрал номер. Голос звучал бодро:
— Мам, привет! Как ты?
Ганна растерялась от неожиданности.
— Всё нормально? — переспросил Матвей после короткой паузы.
Внутри у Ганны всё закипело от обиды и боли.
Она отключила телефон, опустилась на диван и дрожащими руками вытерла слёзы. Хватит быть слабой и безвольной.
Матвей звонил ещё несколько раз, но Ганна не отвечала. Позже пришло сообщение: «Мам, ты серьёзно? Мы из-за каких-то гривен ругаемся?»
Она ответила коротко: «Не из-за денег. А потому что ты забыл о том, что у тебя есть мама».
Ответа больше не последовало.
Прошло полгода. Ганна привыкла к тишине и одиночеству. Посещала церковь, общалась с соседками во дворе. Лариса стала заглядывать уже просто так — по-дружески. Вместе пили чай и беседовали о жизни.
— Ты правильно сделала, что поставила границы, — как-то сказала Лариса.
Ганна кивнула в знак согласия: верно говорит подруга.
В декабре Матвей приехал неожиданно — без звонка или предупреждения. Просто постучал в дверь.
Ганна открыла и замерла при виде сына на пороге.
Они молчали несколько секунд; Матвей переминался с ноги на ногу.
Ганна отошла в сторону, пропуская его внутрь.
На кухне они сели за стол; сын смотрел то в окно, то на мать.
Та хранила молчание.
Матвей опустил взгляд:
— Я был неправ…
Ганна внимательно посмотрела на него: постаревший взгляд, усталое лицо — совсем не тот мальчик, которого она когда-то растила одна…
Он слегка кивнул головой:
— Прости меня…
Поднялся со стула и направился к выходу. Уже у двери обернулся:
— Я приду ещё… если захочешь…
И ушёл прочь из квартиры.
Ганна долго сидела одна за столом на кухне. Размышляла: стоит ли прощать? Дать шанс или навсегда закрыть эту дверь?
Через неделю он вернулся снова: принёс продукты из магазина, заменил перегоревшую лампу в коридоре и устранил течь под раковиной на кухне.
Ганна ничего не говорила — просто наблюдала за тем, как сын хлопочет по дому с делами хозяйственными.
С тех пор он стал приезжать каждую неделю: помогал по мелочам, разговаривал с ней спокойно и уважительно. Часто привозил Марко — внук подрос и оказался разговорчивым мальчиком с живым характером.
Постепенно сердце Ганны начало оттаивать. Она ещё не до конца верила переменам сына — слишком много было боли прежде…
Прошел год. Матвей ни разу не пропустил визит к матери. Даже Кристину начал привозить — та стала заметно мягче в общении и чаще улыбалась ей при встречах.
Как-то раз Ганна произнесла тихо:
— Хорошо всё-таки… что ты тогда пришёл…
Сын обнял её крепко:
— Я должен был прийти раньше…
Она гладила его по голове и думала: может быть, всё действительно складывается так, как должно было случиться давно? Возможно, следовало раньше показать ему границу дозволенного…
Ведь материнская любовь вовсе не означает бесконечное терпение без ответа… Иногда нужно сказать твёрдое «нет». Иначе дети садятся на шею да ещё ножками болтают сверху…
И это вовсе не жестокость… Это жизненный урок… Который Матвей наконец усвоил…
