Распорядились ее собственностью, решили свои денежные трудности за ее счет, а ей просто сообщили об этом за ужином с селедкой под шубой.
– Так вот, – Оксанка выпрямилась. – Обсуждать тут нечего. Квартиру сдаю. Мне срочно нужны средства на погашение автокредита — двадцать пять тысяч гривен ежемесячно. Если ты, Богдан, хочешь арендовать по рыночной цене — пожалуйста. Родственникам сделаю уступку: залог оставим без изменений.
Богдан замер с вилкой в руке и уставился на нее с неподдельным возмущением.
– Ты серьезно? С родного брата деньги требуешь? Совсем совесть потеряла? Мы же ремонт затеяли! Нам помощь нужна, а не поборы!
– А мне нужно платить по кредиту. Банк не интересует ваш ремонт.
– Оксанка! – Любовь с грохотом ударила половником о кастрюлю. – Как тебе не стыдно! Я тебя как родную приняла, а ты? Какая же ты корыстная! У Кристины и Богдана двое малышей — твои племянники! Им уют нужен! А ты свою квартиру жалеешь. Да что с ней будет-то? Поживут немного и съедут.
– Любовь, моя «квартира», как вы выразились, после свежего дизайнерского ремонта, с новой техникой и белоснежным диваном. Я прекрасно помню поведение ваших внуков. Прошлый Новый год у вас закончился разбитым телевизором и исписанными обоями в коридоре. Кто возместил ущерб? Никто. «Они же дети». Я не пущу их туда, куда вложила душу и миллион гривен.
– Ах вот как – миллион она вложила! – Богдан вскочил из-за стола. – Иван, слышишь? Твоя жена ставит мебель выше семьи! Ты мужчина или кто вообще? Скажи ей что-нибудь!
Иван бросил на жену растерянный взгляд.
– Оксанка… ну может… ну они аккуратно будут себя вести… Кристина проследит… Ну правда неловко отказывать… Мама расстроится…
Оксанка поднялась из-за стола и взяла сумочку.
– Мне неудобно спать на потолке, Иван. А распоряжаться своей собственностью — вполне удобно. На этом всё. Это не приют для родственников. Спасибо за обед, Любовь — было вкусно… но аппетит пропал.
Она вышла из квартиры под крики свекрови и недовольное бурчание деверя. Через минуту Иван выбежал следом — она уже ждала лифт.
– Оксанка, подожди! Ну нельзя так резко… Они обиделись!
– Пусть обижаются. Иван, садись в машину или оставайся здесь обсуждать со всеми вместе мою жестокость.
Всю дорогу до дома они молчали: Иван надулся, а Оксанка кипела внутри от злости. Вечером страсти немного улеглись, и муж решился на повторную попытку примирения:
– Зайка… я понимаю твою тревогу за квартиру… Но давай составим договор: если что-то сломают — обязуются купить новое…
Оксанка усмехнулась горько:
– Иван… ты себя слышишь? Какой договор? С твоего брата зимой снега не допросишься! Он до сих пор не вернул пять тысяч гривен на подарок другу два года назад — «забыл». А тут техника и мебель… Они все испортят за неделю и скажут: «Ну мы же свои… прости… денег нет — всё ушло на цемент». И я останусь без квартиры и без копейки компенсации. Нет уж. Вопрос закрыт.
Следующие семь дней прошли в атмосфере ледяного молчания: свекровь звонила ежедневно — то плача в трубку о сердце, то укоряя ее бессердечием; Кристина писала злобные сообщения про «зажравшихся житомирян», хотя сама прожила в Житомире десять лет; Богдан выбрал тактику полного игнорирования ситуации — видимо надеясь, что брат склонит упрямую жену к уступкам.
Во вторник Оксанка показала квартиру молодой паре айтишников: ребята были очарованы светлым интерьером без ковров советской эпохи и быстрым интернетом; сразу подписали договор аренды с внесением залога и оплаты первого месяца проживания вперед. Женщина облегченно выдохнула: теперь у нее был веский аргумент – «Квартира уже занята».
В среду вечером она вернулась домой после работы и застала странную сцену: в прихожей громоздились две огромные клетчатые сумки; на кухне сидели Иван с Богданом перед наполовину опустевшей бутылкой коньяка.
– А вот и хозяйка медной горы пожаловала! – Богдан был уже навеселе. – Мы тут новую жизнь отмечаем с братцем…
Оксанка вопросительно посмотрела на мужа.
