— Я подумаю, — произнёс он негромко.
Однако размышлял он недолго. Мысли о другой жизни притягивали его, да и особых перспектив в родном городе он не видел. Жена была права, а если что — всегда можно вернуться. Главное, чтобы мама приняла это решение. Хотя… вряд ли. Едва он начал говорить о своём намерении, как та закричала так, будто её резали:
— Бросить больницу? Поликлинику? Ради чего? Немецкой колбасы захотелось? За что твои прадеды головы сложили? Чтобы ты теперь их память предал? Сначала связался с этой, а теперь ещё и уехать надумал!
— Мама… — простонал он. — Давай без патетики и лозунгов. Орися уже пять лет живёт во Франции, и ты только радуешься за неё. Наполеон ведь тоже когда-то пытался нас захватить, и если копнуть нашу родословную, то какой-нибудь прапрадед тоже погиб под Киевом. Но тебя это не волнует. Признайся честно: тебе просто не нравится Оксанка.
— Умру я одна! Никому не нужная! — вдруг запричитала мать, схватившись за сердце и медленно съезжая со стула на пол. — Помру от горя, как только ты уедешь!
— Мама, хватит устраивать драму. Я же буду приезжать… Может быть, мы даже вернёмся.
С этого момента его дни превратились в череду слёз, уговоров и истерик. Мать словно обезумела: всеми силами пыталась убедить его остаться. В ход пошли самые тяжёлые приёмы: она явилась в школу к Оксанке и устроила там настоящий скандал. А вечером подала заявление в полицию с обвинением в том, что невестка якобы украла у неё из сумки кошелёк с крупной суммой денег.
Всё происходящее казалось Богдану настолько абсурдным и нелепым, что он просто терялся в догадках о том, как реагировать на происходящее. До отъезда оставалось всё меньше времени, а мать продолжала устраивать сцены одну за другой. Даже главврач вызвал его к себе и попросил повременить с решением: «Пожалей мать… Разве ты не видишь её состояние?» Он видел — каждый день она приходила к ним домой и требовала от Оксанки оставить её сына в покое. Девушка уже вздрагивала от каждого звука за дверью — вдруг свекровь снова начнёт скандал?
В день отъезда Богдан пришёл попрощаться. Мать сидела на диване вся чёрная от горя; он вздрогнул при виде её вида: обычно ухоженная женщина теперь была непричёсанной и одетой в старый запятнанный халат.
— Значит так… всё-таки уезжаешь? — произнесла она без выражения.
— Мама… это шанс…
— Шанс?! — перебила она резко и закрыла лицо руками. — Для кого шанс?! Для вас с ней?! А я кто такая теперь?! Ты променял меня на эту девку! Я ночами над тобой сидела до двух лет! Я экономила на всём ради твоего образования! Я добилась того, чтобы тебя оставили здесь по распределению вместо того Фастова! И вот твоя благодарность?! Бросаешь меня одну доживать старость?! А как же стакан воды? Как помощь твоя? Всё?! Я больше никто?!
— Мамочка… ну зачем ты так говоришь?.. Хочешь — потом переедешь к нам… Оксанка поможет оформить документы…
— Чтоб я перед твоей немкой на коленях ползала?! Вот ещё! Уедешь — значит предатель! Пока я жива — забудь обо мне! И дети твои мне никто!
Богдан попятился назад с испугом на лице и молча кивнул головой. Поведение матери начинало пугать его всерьёз; были моменты сомнений: может остаться?.. Но Оксанка убедила его не поддаваться шантажу: если сейчас уступить давлению матери — дальше будет только хуже.
И они уехали.
Поначалу было трудно: отсутствие языка давило психологически; бюрократия выматывала; отношение окружающих заставляло чувствовать себя чужим…
