Он не раз подумывал бросить всё и вернуться в привычную, понятную среду, но ради Оксанки держался. Постепенно всё стало на свои места, и жизнь оказалась не такой уж сложной. Он подтвердил диплом и устроился работать в клинику. Жена нашла место в миграционном центре. Они приобрели дом в тихом пригороде, завели друзей. Позже у них родились два сына, говорившие на смеси украинского и немецкого языков.
Богдан чувствовал себя счастливым, если бы не одно «но»… Все эти десять лет он отправлял матери длинные письма, но она даже не открывала их. Бабушка с тётей с грустью повторяли: она запретила им даже упоминать его имя — будто он был изгнанником.
— Она скучает, Богданчик, просто гордость мешает признаться. Ты же знаешь её — кремень. Гордячка страшная, ждет, пока ты сам приползешь с повинной. Послушай, приезжай на юбилей — сделаешь ей сюрприз. Сердце материнское растает — она же не камень! Я хоть правнуков увижу живьём, а то только по фото любуюсь.
Он поделился этим предложением с Оксанкой — и неожиданно она его поддержала: почему бы и нет? В конце концов, мать у него одна. Решили остановиться у бабушки Богдана — единственной из всех родственников, кто знал о их приезде заранее. Добравшись до места, они обустроились и начали готовиться к неожиданной встрече.
Юбилей проходил в ресторане. Когда они вошли внутрь, шум голосов мгновенно стих. Родственники и бывшие знакомые Богдана вместе с коллегами его матери замерли от удивления. Татьяна в ярко-красном платье выглядела уставшей: под глазами залегли тени усталости, морщины стали глубже, а взгляд оставался острым и холодным. Увидев сына — вздрогнула. Затем перевела взгляд на Оксанку и двух мальчиков лет пяти-шести с пакетами в руках.
— Зачем вы приехали? — спросила она едва слышно.
— Мама… С днём рождения тебя! Хочу пожелать…
— Себе пожелай! — резко перебила она его слова. — Предатель… Вспомнил вдруг про мать?
Оксанка побледнела и крепче сжала руку мужа; Богдан почувствовал дрожь детей.
— Мы хотели…
— Мне нечего тебе сказать! — перебила снова Татьяна жестко. — Прощу тебя только тогда… когда ты откажешься от неё и этих!
— Довольно! — вспыхнул Богдан. — Мама! Ты что несёшь?! Прошло десять лет! Перестань ненавидеть мою семью! Мы приехали помириться… показать тебе твоих внуков… Что с тобой случилось? Ты совсем обезумела?
— Значит так: нет у меня ни внуков… ни сына тоже больше нет! Я предупреждала: уедешь – забудь про мать навсегда! Ты сделал свой выбор!
По залу прокатился ропот возмущения:
— Татьяна! Прекрати!
— Татьяна… это же твоя кровь родная!
— Успокойся уже! Не пугай малышей!
Бабушка Богдана до последнего надеялась на примирение дочери с внуком; теперь же ахнула от боли и схватилась за сердце:
— Очнись же наконец!.. Это твоя кровиночка!
Родственники перешептывались:
«Как такое возможно?.. Родная мать… А дети ведь…»
Но Татьяна будто оглохла для всех вокруг – стояла одна посреди зала как статуя равнодушия.
Богдан постоял ещё немного рядом со своей семьёй – потом тихо сказал жене:
— Пошли отсюда…
Они вышли первыми – за ними потянулись гости: всем было интересно узнать о его жизни за границей. Коллеги расспрашивали про работу; родные окружили Оксанку с детьми вниманием и вопросами.
Только вот сама Татьяна так из зала ни разу не вышла.
Спустя час он попрощался со всеми лично – договорившись о встречах отдельно.
В такси он молчал – глядя на мелькавшие за окном знакомые улицы своего детства без всяких эмоций: ни боли уже не было, ни злости – лишь пустота внутри.
Он протянул матери руку – шанс восстановить отношения был предложен искренне… Но она отказалась принять его протянутую ладонь.
Это был её выбор – а значит больше он навязываться не станет никогда.
