Галина застыла, внимательно вглядываясь в бархатную поверхность коробки, стоявшей перед ней на празднично накрытом столе.
Черное покрытие поглощало свет от люстры, и подарок выглядел как темная бездна среди тарелок с салатами и нарезкой. В воздухе витал лишь аромат запеченного гуся, но где-то глубоко внутри у нее возникло тревожное предчувствие — будто нечто невидимое кольнуло под ребрами.
— Мам, ну давай уже! — Таня ерзала на стуле, чуть не задев бокал с вишневым морсом. — Мы с Иваном полгода копили, во всем себе отказывали.
Двадцатилетний Иван, уткнувшись в экран телефона, снимал происходящее, стараясь уловить мамины эмоции. Старшие дети — Роман и Кристина — переглянулись с беспокойством: что-то подсказывало им неладное. Роман расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и напряженно следил за движениями матери, готовясь вмешаться при необходимости.
Галина потянула за ленту из атласа; узел развязался почти бесшумно. Она надеялась увидеть что-то душевное и нужное — возможно, путевку в санаторий, о которой не раз говорила вслух, или сертификат на курс массажа. Пятьдесят пять лет — возраст не подведения итогов, а ожидания заботы.
Крышка плавно открылась. Улыбка на лице именинницы застыла и исказилась странной гримасой.
Внутри лежал глянцевый буклет с золотыми буквами на обложке: обещание спокойствия навсегда в комфортных условиях. Смысл прочитанного дошел мгновенно и ударил по сознанию сильнее любой прошлой боли — даже той давней измены первого мужа тридцать лет назад.
«Ритуальное агентство «Харон». Премиальные участки на Северном кладбище: забронируйте вечность сегодня со скидкой к юбилею».
Комната погрузилась в вязкую тишину; только старенький холодильник на кухне продолжал гудеть так громко, что этот звук заглушал даже стук крови в висках Галины.
— Ну как тебе? — Иван нарушил молчание неловким смешком. — Круто же? Сейчас это модный тренд — осознанный подход к финалу жизни! Мы тебе лучшее место выбрали… под елью!
Галина медленно подняла взгляд на младших детей. В ее глазах не было ни слез, ни истерики. Всю жизнь она была опорой для семьи: пережила безденежье девяностых и болезни родных. Но сейчас этот блестящий буклет перечеркнул все усилия прошлого — словно она больше никому не нужна.
— Это… — голос прозвучал хрипло и сухо, будто шелест опавшей листвы. — Это вы так намекаете мне… что пора уходить?
Роман вскочил так резко, что стул с грохотом отлетел назад и ударился о сервант. Его лицо налилось тяжелым румянцем; пальцы сжались в кулаки до белизны костяшек.
— Вы вообще соображаете? — прорычал он яростно, выхватывая буклет из коробки и смяв его одним движением руки. — У мамы юбилей! А вы ей похоронный набор дарите?
— Да вы просто ничего не понимаете! — взвизгнула Таня отчаянно. Сюрприз обернулся катастрофой прямо у нее на глазах. — Это забота! Места дорожают каждый день! Это вложение! Мы все деньги туда отдали!
Галина медленно поднялась из-за стола; ноги едва держали тело от слабости или потрясения. Она не закричала и не расплакалась – это было бы слишком просто для них всех понять её боль. Вместо этого она аккуратно свернула салфетку и положила её рядом с тарелкой; спина её выпрямилась до непривычной строгости.
— Благодарю вас… — произнесла она холодным голосом настолько ровным и ледяным, что по спине Кристины пробежала дрожь. — Очень рационально подошли к вопросу… Теперь я знаю точно: вот как вы ко мне относитесь по-настоящему.
Она вышла из комнаты неторопливо и уверенно – словно королева покидает тронный зал после изгнания – сохраняя остатки достоинства при себе. Замок спальни щелкнул за ее спиной сухо и резко – как выстрел или приговор – окончательно отделяя ее от семьи…
