Это был удар в самое сердце. Ганна открыла рот, потом закрыла, снова попыталась что-то сказать — но слова застряли. Предательство сына оказалось больнее, чем пустой ужин.
– Вот как… – прошептала она. – Значит, договорились между собой. Значит, матери здесь больше не место. Я вам душу отдала, а вы мне даже кусочка мяса пожалели.
– Да никто тебе ничего не жалел, – вмешалась Роксолана, которая уже не могла спокойно наблюдать за происходящим. – Ганна, ну правда же, ты перегнула палку. Холодец был отменный — я две порции съела! И мясо… – она закатила глаза, – просто восхитительное. Ты обидела хозяйку ни за что ни про что и теперь ждешь особого отношения? Так дела не делаются.
– И ты туда же? – с надрывом воскликнула свекровь и резко поднялась из-за стола. Стул с грохотом откатился назад. – Больше моей ноги здесь не будет! Сами жуйте свою тухлятину!
Схватив сумочку, она молча направилась к выходу. Богдан было дернулся следом, но Мария мягко положила ладонь ему на запястье — уверенно и спокойно.
– Сиди, – тихо сказала она. – Пока мясо горячее — ешь.
Из прихожей донесся звук надеваемого пальто и хлопок двери — после чего наступила тишина.
Первым нарушил молчание Павел.
– Ну… – хмыкнул он и плеснул себе еще вина. – За характер! Сейчас это редкость. Мария, мясо у тебя получилось на загляденье!
Оставшийся вечер прошёл неожиданно тепло и непринуждённо. Напряжение, которое всегда сопровождало Ганну, ушло вместе с ней. Гости расслабились: смеялись от души и искренне нахваливали угощение Марии. Богдан поначалу сидел настороженно — ждал звонка от матери с упреками или жалобами на здоровье — но телефон упорно молчал. Постепенно он расслабился: выпил рюмку коньяка и даже начал рассказывать анекдоты.
Когда гости разошлись по домам, Мария принялась прибирать со стола. Богдан подошёл к ней и без слов начал собирать грязную посуду.
– Как думаешь… она простит? – спросил он вполголоса, укладывая приборы в посудомоечную машину.
– Не знаю, Богдан… И если честно — мне всё равно, – ответила Мария и повернулась к нему спиной к столешнице. – Я терпела пять лет подряд: слушала про неровные шторы, про пыль в углах и как я неправильно глажу твои рубашки… Но сегодня она перешла черту: пыталась унизить меня перед моими друзьями. Я больше не собираюсь играть роль примерной невестки.
Богдан подошёл ближе и обнял её крепко-крепко — по-настоящему.
– Прости меня… Я повёл себя как трус… Надо было остановить её ещё тогда — когда началось с салата…
– Надо было… – кивнула Мария без упрёка в голосе. – Но ты промолчал… Пришлось вмешаться мне.
– А мясо правда из той же лавки? – вдруг спросил он с лукавой улыбкой.
– Конечно! Самое свежее взяла! Просто я решила: после всего сказанного ей нельзя позволять есть его первой… Это было бы проявлением неуважения ко мне… И к корове тоже! – хихикнула Мария.
Богдан рассмеялся и прижался носом к её макушке:
– Ты у меня опасная женщина… Теперь буду бояться критиковать твой борщ!
– И правильно сделаешь! – серьёзно подтвердила Мария.– А то останешься на сухарях…
На следующий день Ганна так и не позвонила… Не дала о себе знать ни через день позже… Прошла неделя — тогда Богдан сам набрал её номер. Разговор оказался коротким: мать заявила о смертельной обиде и потребовала извинений от всех присутствующих на ужине того вечера.
К удивлению Марии, Богдан спокойно ответил ей: извиняться никто не собирается; если хочет продолжать общение — пусть принимает правила их дома: здесь готовят вкусно и качественно; а критику лучше оставлять за порогом квартиры.
Ганна бросила трубку без лишних слов…
Прошел месяц в тишине и покое…
А потом она пришла сама…
Без предупреждения… но с тортом под мышкой…
Торт оказался магазинным «Птичье молоко».
Она вошла на кухню именно тогда, когда Мария варила суп:
— Чай нальёшь? — буркнула свекровь без взгляда в глаза хозяйке дома.
— Налью,— просто ответила та и достала чашки из шкафа.
— Торт свежий… Сегодняшний,— уточнила Ганна садясь за стол.— Не то что тогда…
Она осеклась под взглядом Марии:
— В смысле… В тот раз погода была ужасная… давление прыгало… вот всё показалось странным…
— А суп чем пахнет? Грибами?
— Белыми,— подтвердила Мария.— Сушеными лесными…
— Ну… налей тарелочку… если можно…
— Конечно можно,— улыбнулась хозяйка дома.— Только осторожно: суп горячий…
Ганна ела молча; аккуратно дуя на каждую ложку…
В конце пробормотала:
— Подсолить бы немного…
— Солонка рядом,— спокойно заметила Мария откусив кусочек торта…
После паузы свекровь неожиданно добавила:
— Но бульон хороший получился… густой такой… Богдан такие любит…
Это стало своеобразным знаком перемирия — единственным способом признания своей неправоты для этой женщины…
Мария поняла: полной капитуляции ждать бессмысленно да это уже было ни к чему…
Главное другое: границы обозначены чётко…
Жирной линией из холодца да запечённой свинины…
И переступать эту черту теперь Ганна побаивалась —
ведь знала точно:
в этом доме хозяйка умеет не только вкусно готовить,
но ещё лучше подавать месть —
как полагается —
остуженной до нужной температуры,
или наоборот —
горячей,
если кто-то этого действительно заслуживает…
