Но он так и не разобрался. Марьяна выбрала иной путь.
Через трое суток я вернулась домой и у входа обнаружила детей Марьяны. Мальчику — восемь, девочке — шесть. Стоят с рюкзачками, хлопают глазами.
— А мама где? — спрашиваю.
— Сказала, что тётя Оксанка нас на выходные к себе взяла, — спокойно отвечает Милана, ставя рюкзак у коврика. — Говорила, что у вас мультики и пельмени.
Я остолбенела. Пельмени? У меня?
В этот момент звонит Марьяна:
— Всё в порядке. Я на смене. Нашла подработку. Заберу их в воскресенье. Ты ведь не против?
— А ты не думала хотя бы спросить меня заранее?
— Ну а что такого? Тебе жалко? Ты же всё равно в городе. Детям нужен уют, мультики и нормальная еда. Лучше уж у тебя, чем на табуретке у бабушки на кухне.
— Марьяна, ты используешь детей как инструмент давления. Это неправильно и незаконно.
— Зато тебе можно говорить им в лицо, что их мать — халявщица? — бросила она и отключилась.
Наступила суббота. Утро началось с того, что я готовила детям завтрак: макароны с сыром и сосисками. Они смотрели «Лунтика», держа ложки в руках, лица светились довольством — будто всегда здесь жили.
Богдан молча пил кофе. Потом наконец произнёс:
— Мы зашли в тупик. Ни мама её, ни сама Марьяна не воспринимают слова всерьёз.
— Это не тупик, это начало конфликта. Я не обязана быть няней для племянников только потому, что их мать решила устроить спектакль под названием «все мне должны».
— Но дети…
— Дети — это не щит от ответственности. Я им родная тётя, но это не значит, что я должна брать на себя всё из-за чужой безалаберности.
Он кивнул с тяжестью в глазах: видно было — внутри его разрывает между убеждением «семья превыше всего» и пониманием того, что у жены есть границы.
Воскресенье прошло безвестно: Марьяна так и не появилась ни с визитом, ни со звонком.
В понедельник я отвезла детей в школу. По дороге раздался звонок от Галины:
— Марьяна попала в больницу… Давление поднялось… Под капельницей лежит… Говорит: нервный срыв из-за тебя.
— Из-за меня?! — я чуть руль из рук не выпустила. — Она оставляет мне детей на трое суток без предупреждения и связи… а виновата я?
— Она говорит: ты её довела до этого состояния…
Позже вечером сама Марьяна написала мне сообщение через Телеграм:
Марьяна: Поздравляю! Ты выиграла! Я лежу в больнице, дети теперь у мамы… А ты снова сидишь на троне!
Марьяна: Но запомни: это ещё не конец! Я буду бороться! Через суд! Через опеку! Хоть через журналистов!
Марьяна: Ты всё разрушила… Всё!
Я ничего ей не ответила тогда. Просто сидела в новой квартире среди коробок вещей — мы только начали туда переезжать понемногу. В воздухе ещё витал запах бетона и свежей краски вместо привычных скандалов чужих людей.
Но внутри тоже что-то хрустело от напряжения: я знала точно — она шутить не станет; если почувствует власть через жалость к себе — пойдёт до конца.
Через неделю мы нашли письмо в почтовом ящике.
«Претензия о досудебном урегулировании».
Марьяна требует:
Предоставить ей вместе с детьми временное жильё (вторую квартиру),
Выделить финансовую помощь 150 000 гривен (для погашения долга за аренду),
Компенсировать моральный ущерб за «публичное унижение её достоинства перед детьми».
Я долго смотрела на лист бумаги… Потом набрала юриста:
— Нужно первой подавать? Или ждать?
— Первой,— ответил он твёрдо.— Иск о защите чести и достоинства подавайте сразу же. И заявление в опеку о том, как дети оставались без присмотра столько времени… Хватит молчать – пора действовать решительно!
Через три дня я собрала сумку.
Не чемодан – просто сумку: документы, зарядки для телефона, пару рубашек и нижнее бельё… И ушла сама по своей воле.
Не потому что выгнали – просто иначе задохнусь от всего этого давления…
Сказала Богдану:
— Пока поживу там… В новой квартире… Без детских слёз и требований «дай» или «мне нужнее». Просто немного тишины… Мне нужно подумать…
Он хотел возразить – но промолчал…
На следующее утро раздался звонок в дверь…
Я открыла – передо мной стояла Марьяна: бледная от усталости женщина в пуховике со следами слёз под глазами…
— Ты разрушила семью… Оксанка… — тихо сказала она…
Я ничего ей не ответила – просто закрыла дверь перед ней…
Впереди было разбирательство… И возможно – новая битва…
Но внутри меня уже щёлкнуло кое-что важное…
Теперь себя обидеть я больше никому не позволю…
