— Ярина тогда работала в библиотеке, — начал он. — Я пришёл за книгой. Какой именно — уже не вспомню. Ушёл с её номером телефона. Написала его на маленьком клочке бумаги. Она хранила его почти полвека. Нашёл после похорон, в её тумбочке. Рядом лежали очки и таблетки от давления.
Я слушала молча, не перебивая.
— Мы жили в этом доме. Первый этаж, окна выходили во двор. Тридцать первого декабря шестьдесят четвёртого вышли посмотреть салют. Было минус двадцать. Она сказала: «Давай так каждый год». И мы выходили — каждый раз, пятьдесят лет подряд.
Он говорил ровно, без надрыва, но я заметила, как он смотрит на те окна первого этажа — там теперь горел свет, жили другие люди и шла другая жизнь.
— Полвека… — прошептала я.
— Да, пятьдесят лет вместе. Последние два года она болела. Но до самого конца вставала и говорила: «Мирослав, я ещё немного поживу». И жила… ради меня жила — я это чувствовал. А в марте уже не смогла подняться.
Он достал из кармана носовой платок. Не вытер глаза — просто держал его в руках, будто по привычке.
***
Я смотрела на него и думала: каково это — быть рядом с одним человеком столько лет? Просыпаться каждое утро рядом с ним. Знать его вкус к кофе, любимую подушку, как он храпит по ночам… как смеётся… как молчит.
А потом потерять его.
И остаться целым.
— Как вам удаётся это вынести? — спросила я негромко.
Он повернулся ко мне спокойно: ни упрёка в глазах, ни удивления — только взгляд.
— Я не пытаюсь пережить это… Я продолжаю жить.
— Но каким образом?
— Она бы не хотела видеть меня лежащим без сил и глядящим в потолок. Сказала бы: «Мирослав, иди прогуляйся и расскажи кому-нибудь обо мне… чтобы помнили».
Он улыбнулся впервые за весь наш разговор.
— Вот я и рассказываю… вам рассказываю.
***
Салюты стихли давно; небо стало тёмным и безмолвным. Лишь звёзды мерцали над головой да мороз щипал пальцы рук… но я оставалась неподвижной.
Я размышляла об услышанном.
Пятьдесят лет любви к одной женщине… А у меня? Ни одной привязанности дольше полутора лет… Александр — год с небольшим; Пётр — восемь месяцев; Маркиян — всего полгода… И каждый раз уходила первой именно я…
«Мне нужно личное пространство». «Я пока не готова к серьёзному». «Останемся друзьями».
Но правда была совсем другой: страх…
Страх боли… Страх повторения судьбы моих родителей: сначала любовь до головокружения, потом скандалы через день… потом тишина… а затем развод. Мне было четырнадцать тогда; подростком решила твёрдо: со мной такого больше не случится. Я никого не подпущу так близко… чтобы потом так больно было терять их навсегда…
