Кабинет Богдана утопал в полумраке. Единственным источником света была настольная лампа, освещавшая участок стола мягким жёлтым кругом. За окном шелестела листва ночного сада, где-то вдали доносился лай собаки.
Я устроилась в кресле напротив. Богдан достал из ящика старый альбом с фотографиями — обложка потёртая, страницы пожелтевшие от времени. Он положил его передо мной.
— Посмотрите, — произнёс он.
Я раскрыла альбом. На первой странице — снимок молодой пары: мужчина в костюме и женщина в простом белом платье. Не свадебном — скорее повседневном, но всё равно светлом и чистом. Они стояли у входа в какое-то здание и улыбались.
— Это мы с Оксаной, — сказал Богдан. — Девяносто пятый год. День нашей свадьбы.
Я всмотрелась в лицо девушки на фотографии: тёмные волосы собраны в хвост, наряд скромный, но она сияла счастьем. Удивительно, насколько она напоминала меня — дыхание перехватило.
— Переверните страницу, — попросил он.
Я перевернула фото. На обороте аккуратным почерком было выведено: «Большая ошибка».
— Это написала моя мать, — Богдан сел напротив меня и посмотрел прямо перед собой. — Ганна. Она оставила эту надпись в день нашей свадьбы и положила снимок мне на стол, чтобы я увидел его утром.
Я долго смотрела на эти два слова: чёткие буквы без следа злобы или раздражения — просто холодное утверждение факта. Большая ошибка.
— Расскажите мне об этом, — тихо сказала я.
Богдан откинулся на спинку кресла; взгляд его стал рассеянным, словно он мысленно перенёсся назад во времени.
— Мы познакомились в девяносто четвёртом году. Мне тогда было двадцать семь лет, Оксане — двадцать четыре. Я был сыном владельца ресторана, а она работала там официанткой.
Он замолчал на мгновение; я не перебивала.
— Моя мать с самого начала была против наших отношений. Считала Оксану неподходящей партией для меня: без образования, без состояния или связей… Дочь медсестры и слесаря… Не тот уровень для семьи Астаховых.
— Что она предпринимала?
— То же самое делает сейчас Оксана по отношению к тебе…
Он встретился со мной взглядом:
— Проверки одна за другой… Постоянные испытания… Публичные унижения… Подбрасывала деньги специально — хотела увидеть, возьмёт ли Оксана их… Обращалась с ней как со служанкой… Звала дочерей своих подруг к нам домой: красивых и обеспеченных… Хотела показать мне альтернативу тому выбору, что я сделал…
Мои ладони стали ледяными от осознания: всё происходящее повторялось почти дословно… шаг за шагом…
— Но Оксана выдержала всё это давление, — продолжил Богдан после паузы. — Она была сильной духом женщиной… гордой… Никогда не жаловалась и не плакала вслух… Просто продолжала жить рядом со мной и ждать момента, когда мать сдастся…
— И она сдалась?
— Нет… Так никогда её и не приняла… До самой смерти прожила рядом с нами пятнадцать лет… И всё это время смотрела на мою жену как будто её вовсе не существовало… Называла «эта» или «твоя»… Ни разу по имени…
Я попыталась представить себе такую жизнь: пятнадцать лет постоянного пренебрежения… ни одного доброго слова от свекрови…
— Когда мама умерла… Оксана плакала… Я думал сначала – от облегчения… Но позже понял: это было настоящее горе… Она так и не смогла доказать моей матери свою ценность… так никогда и не дождалась признания…
Он взял фотографию со стола и долго разглядывал её молча.
— После её смерти Оксана изменилась сильно… Стала строже ко всем вокруг… Холоднее даже ко мне иногда… Она поклялась себе тогда: её сын никогда не повторит мою ошибку… Никогда не женится на девушке без положения или связей…
— Она хотела уберечь Данила от боли? – предположила я вслух.
— Именно так она думала… Считала себя защитницей… Но по сути стала точной копией моей матери – той самой женщины, которую всю жизнь ненавидела…
В комнате воцарилась тишина; только стрелки часов мерно отсчитывали секунды на стене…
— Почему вы ничего ей не сказали? Почему позволили этому случиться? – спросила я наконец.
Богдан тяжело вздохнул:
— Я пытался говорить с ней много раз… Но она была уверена в своей правоте до конца… Не желала слышать ничего другого…
