— Вы… — у Ориси перехватило дыхание, сердце сжалось и будто провалилось куда-то в живот. — Вы что сделали? Вы… розы сожгли?
Зоряна лениво взмахнула шампуром, на который как раз нанизывала кусок мяса.
— Та тот куст у тебя разросся, весь в колючках, пройти невозможно было. Ярослав его и того… подрезал. Зато как горит! Слушай, как потрескивает? Жар отличный!
— Мешал пройти?.. — прошептала Орися. Губы задрожали так сильно, что она прикусила их до боли. — Это же английская сортовая роза… Она стоила пять тысяч гривен… Я её три года выращивала…
— Ой да брось ты! — Зоряна закатила глаза, будто Орися сказала нечто нелепое. — Тоже мне трагедия! Отрастёт ещё! Из-за какого-то куста будешь скандал устраивать? Мы же родня! Свои люди! Идём уже, мясо остывает.
Орися перевела взгляд на Зоряну: сытое лицо блестело от жира и самодовольства. На Ярослава, который громко рыгнул и подмигнул ей. На детей, весело скачущих по её клумбам с криками восторга. Её охватила такая злость, что рука сама потянулась бы к раскаленному шампуру…
Гнев бурлил внутри неё: хотелось закричать, выгнать всех прочь, швырнуть в них горстью углей.
Но она сдержалась. Она понимала: стоит ей сорваться — начнётся скандал. Зоряна завизжит, позвонит свекрови и нажалуется на «истеричку» Орисю. А Данило окажется между двух огней.
Орися глубоко вдохнула. Раз… два… три…
Развернулась и пошла в дом.
— Эй! Ты куда это? Обиделась? — донёсся ей вслед голос Зоряны с обиженными нотками. — Ну ты даёшь, Орися! Мы к ней всей душой приехали, а она нос воротит!
Она зашла в спальню и повернула ключ в замке. Из тумбочки достала пузырёк валерьянки; руки дрожали так сильно, что половина пролилась мимо стакана.
Одним глотком выпила травяную настойку.
«Спокойно», — сказала она своему отражению в зеркале. — «Спокойно… Месть лучше подавать холодной».
Зоряна со своей семьёй прожила на даче целый месяц.
Это был не отдых – настоящее испытание на выносливость.
Орися превратилась в домработницу у себя дома.
Зоряна сразу объявила: «У меня отпуск», а значит – «имею право расслабиться». Это означало долгий сон до полудня и выход на веранду с потягиваниями и требованием кофе.
— Ориська! А чего блинов нет? — кричала она сверху едва проснувшись. — Мелкие оладьи не хотят – блины просят! Тоненькие такие бы хорошо… И чтоб с мясом – сладкое им надоело!
И Орися вставала к плите сквозь зубы – пекла блины под палящим солнцем тридцатиградусной жары, варила супы и жарила котлеты. Потому что «дети должны есть нормально», а готовить Зоряна терпеть не могла.
Запасы из холодильника исчезали пугающе быстро – будто там поселилась целая армия солдат вместо четырёх человек семьи. Ярослав за вечер мог уничтожить целую палку сырокопчёной колбасы под пиво – ту самую колбасу для бутербродов на неделю вперёд. Дети опустошали упаковки йогуртов пачками – половину оставляя недоеденной прямо на столе.
Однажды вечером они сидели на веранде; Орися осторожно завела разговор:
— Зорь… Завтра собираюсь поехать за продуктами в город… Может быть сбросимся вместе? В прошлые выходные я оставила пять тысяч гривен – а холодильник снова пустой… До зарплаты ещё неделя…
Зоряна поперхнулась вином и резко поставила бокал так, что он звякнул о столешницу ножкой. Глаза округлились от возмущения:
— Ты серьёзно сейчас?! С родни деньги требовать будешь?
— Ну мы же все вместе едим… — попыталась объяснить Орися.
— У нас ипотека вообще-то! — перебила её Зоряна всё громче и раздражённее. — Нам тяжело сейчас! Ярославу премию урезали! Мне детей скоро собирать в школу надо! А вы с Данилом бездетные богачи – вам деньги девать некуда! Вам жалко племянникам йогурта купить?! Вот уж не ожидала от тебя такой мелочности… Расскажу маме какая ты стала жадная!
Она вскочила из-за стола и демонстративно хлопнула дверью дома за собой.
Орися осталась одна во тьме вечера.
Данило всё это время молча жарил мясо у мангала; теперь подошёл к ней тихо, сел рядом и обнял за плечи:
— Ориська… ну не принимай близко… Потерпи немного… Им там тяжело: однушка душная… дети друг у друга на головах сидят… Пусть хоть воздухом подышат…
Она посмотрела ему в глаза: там была просьба без слов – «не начинай скандалить», «не ставь перед выбором».
— Семья… — эхом повторила она вслух.— Хорошо Данило… пусть дышат…
