Перрон был полон людей. Повсюду — ёлки, сумки, пакеты с мандаринами. Кто-то уже открыл бутылку шампанского прямо у вагона — пробка отлетела под колёса, девушка вскрикнула, и все вокруг рассмеялись.
А я стояла с билетом в руке, не в силах заставить себя сделать шаг вперёд.
Порывшись в сумке — проверяя на всякий случай, ничего ли не забыла, — нащупала шерсть. Красная вязаная шапка. Людмилина. Я не надевала её уже несколько лет, но всё равно всегда брала с собой. Зачем — и сама не понимала.
Людмилы нет уже три месяца. Я узнала об этом только через неделю после похорон.
Я поднялась в вагон. Нашла своё купе. Нижняя полка у окна оказалась свободной. Возможно, так и поеду одна.
Семь часов вечера. Прибуду около двух ночи. Ульяна будет спать. Или просто не откроет дверь. Мы не общались восемь лет. Она мне не позвонила тогда… когда Людмила умирала. И я ей тоже ни разу за это время не написала.
Кто виноват? Наверное, обе сразу. А может быть, и никто конкретно… Сейчас это уже ничего не меняет.
Я опустилась на полку и уставилась в окно. Там кто-то обнимался на прощание, махал руками вслед уходящим поездам, кричал напоследок что-то весёлое или тёплое тем, кто уезжал вдаль… Обычные люди с обычной жизнью.
У меня всё складывалось иначе.
***
Примерно за пять минут до отправления дверь купе открылась. Вошёл мужчина лет сорока с небольшим: куртка помятая, за плечами рюкзак, лицо усталое и сосредоточенное одновременно. Он кивнул мне молча и сел напротив, достал телефон.
Я отвернулась к окну.
Поезд дёрнулся и начал движение — огни перрона потянулись назад ленивой лентой света. Всё: теперь впереди семь часов пути в металлической коробке напротив незнакомца.
Мы молчали.
Он листал что-то в телефоне; я смотрела сквозь стекло на темноту за окном — редкие фонари мелькали вдоль путей без всякого порядка или смысла… Потом заглянула проводница: пожилая женщина в очках на цепочке.
— Чай будете? Есть печенье и вафли.
— Мне чай, пожалуйста, — ответила я тихо.
— И мне тоже, — добавил он негромко вслед за мной.
Она вернулась с двумя стаканами в подстаканниках и поставила их на столик между нами:
— С наступающим вас!
И ушла дальше по вагону.
Мы пили чай молча; он убрал телефон и стал смотреть наружу вместе со мной; я грела ладони о горячее стекло стакана…
Прошло то ли полчаса, то ли больше — время здесь текло как будто иначе: растянуто и вязко…
— Домой едете? — вдруг спросил он неожиданно для меня.
Мне понадобилось несколько секунд перед тем как ответить: говорить совсем не хотелось…
— Что-то вроде того…
Он кивнул коротко: понял намёк и больше ничего не спрашивал сразу же отвернувшись обратно к окну.
Минут через двадцать снова нарушил тишину:
— Я вот тоже… Ну… примерно так же…
Я взглянула на него внимательно впервые за всё это время: он смотрел наружу… но явно видел что-то другое… где-то внутри себя…
— К дочери еду… Уже четыре года её не видел…
Четыре года…
Я промолчала; задавать вопросы было ни к чему — это его история…
Но он продолжил сам; говорил негромко – будто самому себе:
— Ушёл тогда из семьи… думал так будет лучше… им без меня… Деньги отправлял регулярно… А вот приехать…
Он оборвал фразу на полуслове и махнул рукой:
— Не получилось…
— Понимаю… — сказала я просто.
Он посмотрел прямо на меня; усмехнулся искривлённо:
— Да ничего ты не понимаешь… Я сам до конца понять не могу… Просто… Не мог приехать… посмотреть ей в глаза… Не мог…
Мы снова замолчали надолго…
За окном проплыла маленькая станция: пустая платформа под одиноким фонарём; поезд даже не притормозил…
— Я еду к сестре… — проговорила я вдруг сама того не ожидая от себя…
Зачем сказала? Даже себе объяснить бы было трудно…
— Понятно… — сказал он мягко кивая головой…
— Мы восемь лет друг другу ни слова…
Он ждал продолжения молча…
— Людмила умерла три месяца назад… Я опоздала… Сестра ничего мне тогда не сказала… Узнала случайно – через неделю после похорон…
Он смотрел прямо – без жалости или сочувствия – просто слушал внимательно…
— Это тяжело…, — произнёс он тихо после паузы…
— Да…
— Почему она так поступила?
— За восемь лет тишины между нами… Я тогда ушла хлопнув дверью… Ни разу ей потом даже не позвонила… Она тоже молчала все эти годы… А потом Людмила умерла…
Я замолчала.
