Я осеклась. Слова застряли в горле, не давая выговориться.
Он ничего не сказал. И слава богу. Не переношу, когда начинают утешать.
***
Прошло ещё около часа, может, чуть больше. Заглянула проводница — предложила чаю. Мы отказались.
Из соседнего купе доносился смех, звенели стаканы — кто-то отмечал что-то. А у нас было полутемно и тихо.
Наконец он произнёс:
— Данило.
— Что?
— Меня зовут Данило.
— Полина.
Он кивнул:
— Полина. Красивое имя.
— На самом деле — Полина. Но все так и зовут — Полина.
— Понял.
Снова повисла пауза. Но уже не та, как раньше — неловкая и чужая. А скорее… как между двумя людьми в зале ожидания: оба ждут чего-то тяжёлого и молчат рядом, потому что слов нет и не нужно.
— Сколько дочке? — спросила я спустя время.
— Девять лет. Таня её зовут.
— Совсем ещё маленькая…
— Да… Когда уходил — ей было пять. Она… — он провёл ладонью по лицу. — Может, уже почти и не помнит меня толком. Четыре года для ребёнка — целая жизнь.
— Помнит, — сказала я вдруг сама того не ожидая. Просто вырвалось.
Он взглянул на меня:
— Вы так думаете?
— Дети помнят даже то, что стараются забыть…
Он замолчал на мгновение:
— Полгода назад она перестала брать трубку. Я звонил раз в месяц по воскресеньям… А она то занята, то спит, то ещё что-нибудь… Оксанка — бывшая жена — говорила: не хочет говорить со мной…
— А теперь?
Он сглотнул:
— Теперь Оксанка сама позвонила неделю назад… Сказала… Таня спрашивает: папа жив или умер? А ей ничего не отвечают…
Я молчала в ответ.
Девочка девяти лет думает, что отец умер просто потому, что он четыре года ни разу не приехал…
Он продолжил:
— На день рождения просила наушники… Беспроводные такие… розовые… Это год назад было… Я тогда купил их… Хотел привезти… Но так и не приехал… Они всё это время лежали дома… Сейчас вот с собой везу…
Он похлопал рукой по рюкзаку рядом с собой:
— Опоздал на год… Может быть, ей уже совсем другие вещи интересны… Может быть вообще видеть меня больше не хочет…
Я посмотрела на него:
— Но вы всё равно едете…
Он кивнул:
— Еду… А что остаётся? Ждать дальше? Пока она вырастет и однажды спросит: «Где ты был все эти годы?»
Я достала из сумки шапку и положила себе на колени. Красная шерстяная вещь с крупными петлями – Людмила вязала торопливо и без особой аккуратности – как умела…
— Людмила связала перед моим отъездом… Это была последняя вещь от неё… Мы тогда сильно поссорились – наговорили друг другу много обидного… Я собрала вещи впопыхах и выбежала из дома… Шапку эту схватила с вешалки у двери – зачем взяла сама не знаю…
Он спросил негромко:
— Давно это было?
Я кивнула:
— Девять лет прошло…
Он посмотрел на шапку внимательно:
— Всё это время носите?
Я покачала головой:
— Нет… Просто всегда беру с собой… Как будто это оберег какой-то… Звучит глупо…
Он мягко возразил:
— Совсем нет…
Пальцы скользнули по шерсти – нитки кололись: Людмила покупала самые дешёвые мотки…
Я тихо сказала:
— Думала – позвоню через месяц-другой… Или через полгода… Когда всё уляжется внутри… А потом столько времени прошло – уже даже слов подходящих найти не могла… И ждала всё это время… Что она первая сделает шаг…
Он уточнил осторожно:
— Людмила?
Я кивнула снова:
— Да… Глупо ведь звучит? Мне тридцать четыре года, а я ждала от Людмилы извинений…
Его брови слегка приподнялись от удивления:
— За что же?
Я объяснила после паузы:
– Я тогда уехала к мужчине… Он был женатым человеком… Людмила сказала мне прямо: «Ты рушишь чужую семью – пожалеешь». А я ответила: «Это моя жизнь – держись подальше». Хлопнула дверью напоследок…
– Через два года он вернулся к жене… А я осталась одна в Ивано-Франковске…
– Совсем одна?
– Да… Но домой так и не вернулась бы никогда… Потому что пришлось бы признать: Людмила была права… А я этого допустить никак не могла…
