Но Изяслав сказал: «Она берегла». Значит, Лилия знала о записке. Видела её. И всё равно спрятала в шар. Полвека.
***
Я вернулась домой и начала поиски.
Фотоальбомы. Перелистывала один за другим. Вот я — совсем кроха, года три-четыре. Вот день рождения — на торте семь свечей. Значит, это был семьдесят третий год. А дальше сразу — школа, первый класс, семьдесят пятый.
Между этими снимками — пустота. Ни одного кадра. Целый год словно вырезан из жизни.
Я полезла в шкаф. Документы Лилии, бумаги, старые письма… И вдруг — тетрадь. Самая обычная клетчатая, потрёпанная временем. На обложке маминым почерком: «Дневник».
Открываю.
Записи начинаются с семьдесят второго года. Короткие заметки о повседневном: «Сегодня посадили помидоры». «Тамара получила пятёрку по чтению». «Мирослав впервые сам завязал шнурки».
Листаю дальше: семьдесят третий… семьдесят четвёртый…
Записи обрываются в октябре 1974-го.
Следующая появляется лишь в марте 1975-го.
А между ними — пустые листы. Пять месяцев — и ни единой строчки.
Но на одной странице бумага пошла волнами, чернила расплылись… Кто-то плакал над этим листом когда-то очень давно.
Я закрыла глаза.
И снова нахлынуло воспоминание — как тогда с той запиской…
Мне восемь лет. Новый год. Я стою у ёлки с синим стеклянным шаром в руках. Лилия говорит: «Загадай желание и положи записку внутрь — Марко прочтёт».
Я пишу старательно, выводя каждую букву аккуратно. Лилия отворачивается к окну и не подглядывает. Я сворачиваю бумажку и прячу её в шарик.
Помню свои мысли тогда:
«Пусть Павел вернётся… Пожалуйста… Я буду хорошей… Только пусть он вернётся».
Он ушёл тогда… Отец ушёл из нашей жизни… А я ждала его каждую ночь, стоя босиком у окна на холодном полу…
А Лилия молчала об этом пятьдесят лет…
***
На следующее утро я снова поехала на дачу и постучала к Изяславу. Он не сразу открыл дверь; когда всё же впустил меня, я увидела его измученное лицо и покрасневшие глаза — он явно не спал всю ночь.
— Я не уйду, — сказала я тихо. — Расскажите мне всё… Прошу вас.
Он постоял немного в дверях молча, затем отступил в сторону:
— Заходи…
На кухне пахло старым табаком; Изяслав налил чай и поставил чашку передо мной, сам сел напротив.
— Ты тогда три месяца почти ничего не ела… Почти не спала… Лилия носила тебя на руках… Каждую ночь ты стояла у окна и ждала…
Я слушала молча.
— Он ушёл к другой женщине? — спросила я наконец.
— Да…
Одно слово прозвучало как удар по сердцу.
— К кому?
— К девушке с завода… Молодая была… Не замужем… Он влюбился… Ушёл к ней осенью…
— А Лилия?
— Осталась с вами вдвоём… С тобой и Мирославом… Ему было всего пять лет тогда — он мало что понимал… А ты всё поняла…
В памяти всплыл тот холодный пол под ногами… тьма за окном… слёзы на лице…
— Почему он потом вернулся?
Изяслав помолчал немного:
— Потому что ты заболела… Ты так сильно его ждала, что слегла… Ни ела толком, ни спала – только плакала постоянно… Врач приходил – сказал Лилии: если ребёнок не успокоится – будут последствия для здоровья… нервная система может пострадать… сердце…
— И она ему написала?
— Да… Написала письмо через два дня после визита врача… Он приехал сразу же после этого… Стоял перед ней на коленях три часа подряд… Она сначала даже дверь открывать не хотела… Потом впустила…
— Ради меня? – прошептала я почти неслышно.
— Ради тебя…
Я смотрела на чайную чашку перед собой; поверхность напитка дрожала мелкой рябью – нет, это руки мои дрожали…
Лилия простила его не потому что любила ещё… А потому что я болела… Потому что без него мне было невозможно жить дальше…
