Слушание прошло спустя семь дней. Никита явился с высокооплачиваемым юристом, а Оксана — с аккуратно собранной папкой, в которой были распечатки статей, скриншоты комментариев и сохранённое то самое видео.
Судья — пожилая женщина с утомлённым взглядом — внимательно выслушала сторону Никиты. Его защитник говорил уверенно и гладко: упоминал «неподходящие условия», «отсутствие перспектив», «тяжесть для молодой матери», «необходимость профессионального ухода».
Когда слово предоставили Оксане, она выглядела бледной, но говорила твёрдо и ясно:
— Я не собираюсь отказываться от своего ребёнка. Мария — не обуза, она моя дочь. Да, у неё синдром Дауна. Но это не делает её менее значимой. У неё есть характер, способности. Она чувствует музыку — это подтверждают как специалисты, так и обычные люди, которые её видели.
Она передала судье папку с материалами и флешку с видеозаписью. Судья просмотрела распечатки и попросила включить видео.
В зале воцарилась тишина. Зазвучала флейта Матвея и нерешительные, но ритмичные удары по барабану. Был слышен гулкий голос Марии и видно её сосредоточенное лицо, полное радости.
Юрист Никиты презрительно усмехнулся:
— Уважаемая судья, это не является доказательством способностей ребёнка. Это попытка вызвать сочувствие.
Судья взглянула на него поверх очков:
— А что вы считаете подтверждением потенциала ребёнка? Только справки из дорогостоящих клиник? — она снова перевела взгляд на экран, где Мария улыбалась. Её строгое выражение лица смягчилось. — Думаю, я тоже кое-что понимаю в детях.
Никита сидел напряжённый, сжатыми кулаками он наблюдал за происходящим: всё шло не так, как он рассчитывал.
Судья удалилась для вынесения решения. Спустя тридцать минут она вернулась в зал и огласила вердикт: «В иске Никите отказать. Ребёнок остаётся проживать с матерью — Оксаной. С отца взыскиваются алименты в размере 50% от всех доходов до достижения ребёнком совершеннолетия».
Никита вскочил со своего места:
— Что?! Это возмутительно! На каком основании?
— На основании того факта, — спокойно произнесла судья, — что мать предоставила убедительные доказательства своей привязанности к дочери и положительной динамики её развития в домашних условиях. А вы же предложили лишь финансовую стабильность без душевного участия. Более того, ваши заявления о собственном ребёнке свидетельствуют о вашем отношении к ней и характеризуют вас далеко не лучшим образом.
Никиту охватила ярость: половина доходов! Для него это было куда более болезненным ударом по кошельку, чем по самолюбию.
— Ты счастлива теперь? — бросил он Оксане на выходе из зала суда. — Теперь ты будешь тянуть из меня всё до копейки ради своей уродины?
— Она не уродина, — спокойно ответила Оксана. — Она твоя дочь. А деньги нужны мне затем, чтобы дать ей то главное, чего ты никогда бы ей не дал: любовь и нормальное детство.
Развернувшись на каблуках, она ушла прочь из зала суда с ощущением победы впервые за весь этот тяжёлый год.
Жизнь постепенно вошла в русло: алиментов хватало на оплату квалифицированных специалистов и развивающих занятий для Марии. Девочка продолжала удивлять всех вокруг: пусть она никогда не станет профессиональной музыканткой — музыка оставалась её страстью и способом обрести покой внутри себя. Она научилась ходить самостоятельно и произносить отдельные слова; самым любимым было слово «мама».
Никита подал апелляцию на решение суда — проиграл вновь. Он продолжал выплачивать алименты исправно, но больше никогда не появлялся рядом ни разу.
Иногда Оксана задумывалась: возможно ли так жить? Быть настолько несчастным человеком? Он стал пленником собственного благополучия и страха перед чужими оценками; променял родную дочь на иллюзию идеальной жизни без изъянов.
А у неё была настоящая жизнь со всеми испытаниями: усталостью вечерами после занятий с Марией… но при этом наполненная любовью до краёв сердца. Она смотрела на дочь: та танцевала под музыку неловко переваливаясь с ноги на ногу… И смеялась вместе с ней.
Мария была вовсе не ошибкой судьбы.
Она просто была другой.
И этого было достаточно для счастья обеих женщин.
