Машина тронулась с места. Олег побежал за ней, но вскоре остановился посреди двора — растерянный, жалкий. Людмила смотрела в зеркало заднего вида, и его фигура постепенно уменьшалась, пока совсем не исчезла из виду.
Через три дня Людмила снова встретилась с отцом. Он показал ей свои поделки — полки, табуреты, шкафчики. Всё сделано собственными руками.
— Ты собираешься продолжать работать? — поинтересовался он.
— Пока не решила. Думаю открыть что-то своё. Может быть, пекарню.
— А печь умеешь?
— Двадцать лет на комбинате проработала, папа. Конечно, умею.
Слово вырвалось само собой. Отец замер на мгновение, затем осторожно улыбнулся — будто сомневался, имеет ли право на это.
— Хочешь — помогу чем смогу?
— Было бы здорово.
Они трудились молча — приводили в порядок помещение в старом доме, которое Людмила арендовала. Отец устанавливал полки, она красила стены. Разговаривали редко, но понимали друг друга без слов.
Однажды вечером они мыли руки после работы, когда раздался стук в дверь. Людмила открыла.
На пороге стоял Олег.
Он был трезвый и аккуратный: чистая куртка, выбритое лицо. Руки спрятаны в карманах.
— Нам нужно поговорить.
— Мне не о чем с тобой говорить.
— Люда… я знаю про деньги. Кто сказал — неважно. Мне срочно надо… долги душат… Помоги взаймы? Я всё верну! Клянусь!
Людмила посмотрела на него внимательно — человека, с которым провела два десятилетия жизни. Она знала его до мелочей: каждую морщину и каждую ложь во взгляде.
— Нет.
— Как это нет?! Мы же столько лет вместе! Я тебе не чужой!
— Именно поэтому и нет.
Из глубины помещения вышел её отец. Он вытирал руки тряпкой и молча стал рядом с дочерью.
Олег перевёл взгляд на него и снова посмотрел на Людмилу:
— Вот как значит? Папочку нашла себе нового? А я теперь лишний?
— Ты никогда мне не был нужен, — спокойно ответила она. — Просто раньше я этого не осознавала.
— Ещё пожалеешь! — Олег сделал шаг вперёд и ткнул пальцем ей в грудь. — Думаешь, деньги тебя спасут? Да ты никто! Всегда была никем и останешься!
Отец шагнул вперёд было, но Людмила остановила его лёгким движением руки.
— Уходи отсюда, Олег.
— Дай хоть посмотреть на что ты тратишь деньги! Это же мои деньги! Я тебя содержал!
— Я сама себя обеспечивала. А ты только ел да кричал без конца!
Олег занёс руку для удара, но отец перехватил её крепким движением. Сжал так сильно, что тот поморщился от боли:
— Отпусти!
— Уходи отсюда сам по-хорошему,— тихо произнёс отец.— Пока ещё можешь уйти сам.
Олег вырвался из хватки и отступил к выходу:
— Да пошли вы оба к чёрту! Сдохните тут вдвоём!
Он резко развернулся и ушёл прочь. Людмила закрыла за ним дверь и прислонилась к ней спиной.
— Ты как себя чувствуешь? — спросил отец тихо.
— Всё нормально…
Он внимательно посмотрел на неё и кивнул:
— Пойдём доделаем полку?
Они вернулись к работе: она продолжила красить стену; он придерживал доску для крепления полки. Молчали долгое время; потом она сказала:
— Спасибо тебе…
— За что?
— За то… что тогда не исчез навсегда из моей жизни…
Отец опустил доску и вытер ладони о тряпку:
— Это мне стоит благодарить тебя… За то что приняла обратно…
Людмила впервые за много дней улыбнулась искренне — светло и по-настоящему тепло внутри себя почувствовала впервые за долгое время…
Пекарню открыли в марте: небольшое помещение с четырьмя столиками да витрина у окна. По ночам Людмила пекла хлеба да пироги; по утрам отец развозил заказы соседям по району Киева пешком или на велосипеде…
Сначала люди заходили просто из любопытства… Потом стали возвращаться ради вкуса… Она никогда не экономила на ингредиентах: тесто месила вручную так же старательно как учили её когда-то на комбинате…
Как-то утром вошла молодая женщина с ребёнком: худенькая такая… Куртка старая потёртая… Долго выбирала у витрины… Потом подошла к кассе…
― Можно два пирожка с капустой?.. Только сейчас денег нет совсем… Завтра принесу обязательно…
Людмила молча завернула два пирожка в бумагу и протянула ей:
― Забирай… И завтра ничего приносить не нужно…
