— А чай у тебя, Оксана, всё равно никакой. Трава — и та вкуснее. Да ещё в этих пакетиках, как будто в столовке на заводе.
Маргарита произнесла это с особым оттенком в голосе — одновременно как утверждение и как выражение глубокой жалости к убогому быту невестки. Она сидела за безупречно вычищенным стеклянным столом на кухне Оксаны, держа изящную фарфоровую чашку двумя пальцами, с отставленным мизинцем — словно оказывала честь не только чашке, но и хозяйке. Солнечный луч, пробившись сквозь идеально чистое окно, играл бликами на её аккуратно уложенных волосах цвета «баклажан».
Оксана молча налила себе воду из фильтра. Она понимала: разговор о чае — лишь прелюдия. Это была подготовка перед основным натиском. Визиты свекрови никогда не бывали случайными или бесцельными. Каждый раз она приходила с определённой задачей: добиться чего-то — морального одобрения, материальной выгоды или чаще всего всего сразу.
— Конечно, мне далеко до вашего самовара и заварки из листьев, — спокойно ответила Оксана, усаживаясь напротив. Улыбаться она не стала — просто наблюдала за происходящим.
— Вот именно! — довольно кивнула Маргарита и вновь пригубила свой «травяной» напиток. — Всё уходит… традиции забываются… Никто больше настоящего не ценит. Вот и Андрей мой совсем отбился от рук. Раньше супчик мамин ел, борщик уважал… А теперь что? Пиццу заказали — и весь ужин готов. Так ведь желудок себе испортит!
Она бросила на Оксану укоризненный взгляд так, будто та лично подмешивала яд в каждую коробку пиццы. Оксана промолчала: обвинения в том, что она разрушает здоровье мужа своим равнодушием к кастрюле с борщом, звучали уже не впервые. Это был второй обязательный акт драмы: жалобы на то, как тяжело сыну живётся рядом с такой женщиной.
Маргарита тяжело вздохнула, поставила чашку на блюдце и принялась внимательно рассматривать свой безупречный маникюр.
— Тяжко нынче жить на одну пенсию… Всю жизнь трудилась без отдыха — а толку? Гроши одни… Всё уходит на лекарства да коммуналку… А ведь хочется пожить по-настоящему! Мир увидеть! Вот Людмила моя соседка уже третий раз летит в Турцию! А я чем хуже?
Оксана ощутила: воздух в кухне начал сгущаться. Разговор приближался к своей кульминации.
— В Турции действительно хорошо отдыхать… климат замечательный, — нейтрально заметила она.
— Превосходный! — оживилась свекровь и подалась вперёд; глаза её засверкали азартом. — Отель отличный! Всё включено! И все подруги едут! Мы уже почти чемоданы собрали… Только вот одно «но»…
Она выдержала паузу с нарочитой драматичностью.
— Не хватает чуть-чуть… Всего сто тысяч гривен… Ты же умная девочка, Оксана… Работаешь хорошо… Андрей мой тоже неплохо зарабатывает… Вы же не откажете матери? Родной матери вашего мужа?
Свекровь смотрела выжидающе: взгляд её сочетал одновременно мольбу и требование — ту самую смесь чувств, которую Оксана особенно тяжело переносила в ней. В этом взгляде читалось: «Ну скажи «да», может тогда я хоть ненадолго оставлю тебя в покое».
Оксана сделала неторопливый глоток воды.
— Маргарита Ивановна… Я вас понимаю прекрасно… Но сейчас это невозможно… У нас запланирована крупная покупка… Все свободные деньги уже распределены…
На лице свекрови не дрогнуло ни одной мышцы; она медленно откинулась назад на спинку стула. Вся показная мягкость моментально исчезла; вместо неё проступило что-то хищное и злое — то самое лицо истинной Маргариты под маской вздохов и жалобных интонаций. Её глаза сузились; уголки губ опустились вниз.
— Ну вот оно как… — процедила она сквозь зубы.— Я так и знала: помощи от тебя ждать нечего… Жадная ты… Всегда такой была… Думаешь Андрей не узнает? Как ты его мать унизила? Отказала ей в сущей мелочи? Он свою маму обидеть не даст… Посмотрим ещё кто кого…
Угроза повисла над кухней густым ядовитым облаком – липким и удушающим словно пары ртути. Но Оксану это ничуть не удивило: за внешней немощью свекрови всегда скрывался один простой механизм – грубый шантаж годами доведённый до совершенства.
