— Мама, это правда? — голос Данила дрожал.
— Данилко, родной, я всё могу объяснить…
— Объясните, — Роксолана снова опустилась на стул. — Мне действительно интересно вас послушать.
Людмила нервно сделала глоток воды.
— Ну… да, я покупала одежду. Но ведь это ради имиджа семьи! Чтобы выглядеть достойно, когда мы к вам приезжаем. Чтобы тебе не было неловко за свою свекровь.
— На триста тысяч в бутике в центре Днепра?
— Там… были большие скидки…
Юрий откашлялся и вмешался:
— Послушай, Роксолана, может, не стоит устраивать скандал? Всё-таки праздник же.
— Вы правы. Давайте отпразднуем как следует. Лариса!
К столику подошла администратор ресторана с папкой в руках.
— Общая сумма по счёту за вечер — шестьдесят три тысячи гривен. Кто оплачивает?
Лицо Людмилы исказилось от удивления и тревоги.
— Как кто? Роксолана же обещала заплатить!
— Я передумала, — спокойно сказала она и взяла сумочку. — Знаете, Людмила, вы всегда учили меня: семья важнее всего. Родные должны поддерживать друг друга. И между близкими не принято считать деньги. Так покажите пример. Оплатите банкет сами. По-семейному.
— Ты что несёшь?! У меня таких денег нет!
— Странно… А на пальто средства нашлись. И на платья тоже хватило. А вот на ресторанный счёт, который вы сами заказали — уже нет?
Данило схватил Роксолану за руку:
— Подожди… Давай обсудим всё спокойно дома…
— Я слишком долго терпела твою мать. С меня довольно!
Она развернулась и пошла к выходу. За спиной волнами накатывали голоса родни: возмущённые, растерянные и умоляющие.
Людмила причитала о неблагодарности, Марта кричала о позоре семьи, Юрий требовал позвать управляющего.
Роксолана прошла несколько кварталов до Линейного парка и присела на скамью у фонтана.
Телефон звонил без остановки — она выключила его.
Вдали мерцали огни Бердянска; качели скрипели под порывами ветра.
Где-то неподалёку от Очакова восстанавливали старые форты — возвращали к жизни то, что казалось утраченным навсегда.
Может быть, ей тоже стоит вернуть что-то важное… Например, уважение к самой себе.
Данило прислал длинное сообщение: извинялся за мать, просил вернуться домой и обещал поговорить с родителями. Роксолана прочитала его и набрала ответ:
«Нам нужно пожить отдельно какое-то время. Прости меня… Но я больше так не могу».
Она нажала «отправить» и снова убрала телефон в сумку.
Город погружался в сон под мелкий дождь.
Электробусы бесшумно скользили по широким проспектам; из кафе доносился голос Анны Asti — «По барам».
Где-то рядом отмечали дни рождения или годовщины встреч… А Роксолана просто сидела одна на скамейке и размышляла о своей жизни.
